Клиника в океане - Ирина Градова

– Ору... жия?!

Так вот чем они занимались – немудрено, что все это происходило под покровом ночи! А та тень, метнувшаяся к трюму, – это «мой» китаец, который по каким-то причинам тоже не спал и решил, в отличие от меня, проследовать за матросами. Но зачем?!

– Бросьте, Агния, только не говорите, что вы оказались там случайно!

– Мне просто не спалось, – упрямо возразила я. – Понятия я не имела ни о каком оружии – мало ли что разгружали эти ребята?

– Вы сами-то верите в то, что говорите? – скривился он. – Может, раскроем карты?

– В смысле?

– Ну, у меня создается такое впечатление, что мы вполне могли бы друг другу помочь, но для этого необходимо, чтобы каждый знал, чем занимается другой. Давайте я расскажу, что знаю о вас, ладно? О той ночи я уже упомянул. Потом вы вдруг изъявили желание отправиться на Гоа – все бы хорошо, но я видел, как вы следили за Имраном Хусейном...

– Я? Да с чего вы взяли?!

– Потому что я сам за ним следил. Далее, вы ни с того ни с сего рванули на берег в Египте – и это в самый разгар беспорядков!

– В Шарме все спокойно! – парировала я. – А вот вашей способности ввязываться в неприятности действительно можно позавидовать. Кстати, большинство ваших соотечественников и не думают сходить на берег, а вы вот, по сравнению с ними, настоящий путешественник и любитель приключений... Одно из которых, кстати, едва не стоило вам жизни! Да, и раз уж мы начали делиться нашими наблюдениями друг с другом: я не могла не заметить, что ваш акцент неким мистическим образом исчез! А вначале вы вообще зачем-то усиленно изображали глухонемого и почти убедили в этом и меня, и всех остальных. И как это прикажете понимать?

– Трудно имитировать акцент, говоря на родном языке, – усмехнулся Фэй Хуанг.

– То есть вы не из Китая?

– У меня двойное гражданство. Родился я на Тайване, где располагалась военно-морская база США. Мой отец американец, мать – тайка. Мне еще и восемнадцати не исполнилось, когда произошли те события на площади Тяньаньмэнь...

Я слышала это название, но, честно говоря, плохо знала, что именно случилось на этой площади. Очевидно, Фэй Хуанг все понял по выражению моего лица.

– Ну, раз уж мы все равно здесь... – вздохнул он и поморщился от боли. – О главном теоретике китайского коммунизма, Мао Цзэдуне, вы хотя бы слышали?

– А как же – «Секретарь Мао»!

– Ну вот, а еще один «секретарь», Дэн Сяопин, попытался «внедрить» в стране рыночную экономику. Некоторые студенты и часть интеллигенции полагали, что реформы зашли недостаточно далеко и что Китай должен изменить свою политическую систему. Ваш президент, Михаил Горбачев, активно взялся за это дело в России, а они надеялись осуществить что-то в этом роде и на китайской почве. С другой стороны, имелось и множество противников реформ, так как некоторые их последствия действительно оказались катастрофическими. Но протесты на площади Тяньаньмэнь в 1989 году были спровоцированы – непосредственно – внезапной смертью прежнего Генерального секретаря, Ху Яобана, которого прежде вынудили подать в отставку. Это дало нам, студентам, отличную возможность собраться еще раз – не только для того, чтобы оплакать покойного Генерального секретаря, но также чтобы потребовать аннулирования приговора против него.

– И вы... были там?

Фэй Хуанг кивнул.

– Не скажу, что тогда я здорово разбирался в политике – большинство из нас знали о ней лишь то, о чем нам рассказывали университетские преподаватели. Из-за одного такого преподавателя наша группа и оказалась на площади. Мы разбили палаточный лагерь и жили в нем более месяца. Это было... не знаю – весело, что ли... Во всяком случае, интересно, ведь молодежи только дай возможность помитинговать...

Я кивнула, соглашаясь.

– Уже гораздо позднее до меня дошло, что состав участников акции протеста крайне неоднороден, а требования – противоречивы. Интеллектуалы полагали, что правительство погрязло в коррупции и управляет страной тоталитарными методами, рабочие же, наоборот, считали, что реформы в Китае зашли слишком далеко и возникшая в результате высокая инфляция и безработица угрожают благополучию их семей. Были там и откровенные экстремисты, призывавшие к свержению власти, но не предлагавшие никакой политической платформы. Все это закончилось весьма плачевно: в Пекине ввели военное положение и приняли решение разогнать протестующих. Третьего июня в город вошли армейские подразделения и танки. Мы составили баррикады из автобусов и грузовиков, но, признаюсь честно, к тому времени наш пыл уже заметно угас и многие с удовольствием разошлись бы по домам. Тем не менее свалки избежать не удалось. Мы использовали стальные балки из колесоотбойников, чтобы крушить гусеницы бронетехники. Когда машины оказывались обездвиженными, мы взбирались на броню, закрывали воздухозаборники двигателей одеялами, пропитанными бензином, и поджигали. Кто-то начал палить из огнестрельного оружия – не знаю, были ли это солдаты и полицейские или кто-то из толпы, но мне точно известно, что в наши ряды затесались вооруженные люди... непонятного настроя. Мы думали, что нас уничтожат, задавят танками или расстреляют, но все закончилось быстро. Из моих друзей не пострадал никто, но позднее выяснилось, что погибли как минимум пара сотен человек, как гражданских, так и военных. По результатам переговоров нам обеспечили «коридор» на выход. Но никто не обманывался в том, что вслед за этим последуют масштабные аресты, суды и даже казни, и мои родители, не участвовавшие в беспорядках, но знавшие о том, чем я занимался, решили переправить меня в Гонконг. Так и получилось, что большую часть своей жизни я провел там и в Чикаго, откуда родом семья моего отца.

– Теперь мне все понятно, – кивнула я. – А вы ездили домой, в Китай?

– Гонконг теперь и есть часть Китая, ведь срок его аренды закончился! А в Пекин... Нет, как-то не было особого желания возвращаться. Через пару лет я перевез к себе мать и сестру. Они с отцом к тому времени развелись, и он вернулся в Штаты. Сейчас и у нее, и у отца другие семьи. Теперь ваша очередь, – неожиданно добавил он. – Выкладывайте вашу подноготную!

Так как Фэй Хуанг пока что не поделился со мной никакой важной информацией, я сочла, что следует рассказать ему только о своей личной жизни, умолчав о моей работе в Отделе медицинских расследований.

– И как же вы попали на «Панацею»? – поинтересовался Фэй Хуанг, когда я умолкла.

– Э, нет – ваша очередь!

Во взгляде его желтых глаз, устремленных на меня, я прочла некое сомнение. Нет, этот парень не так-то прост! Ну, рассказал он мне о своей юности, ну, объяснил, откуда у него американский акцент – что из того? Ни одного слова о том, зачем он следил за шефом службы безопасности, почему оказался той ночью на палубе, во что вляпался здесь, в Шарме! Фэй Хуанг слишком здорово владеет приемами борьбы, чтобы я поверила, что он – обычный китайский повар, случайно попавший на борт элитного медицинского судна. Да, и не надо забывать об оружии, которое он едва не пустил в ход, когда я вошла в номер без предупреждения!