Темный дом - Максим Хорсун

– Ты почему не в больнице, Гаечка? – спросил Садовников строгим голосом.

– Да так… Надоели докторишки со своими запретами. – Гаечка задрала рукав футболки: татуировки на плече были заклеены лейкопластырем. – Ты меня подстрелил, солнце!

Садовников указал на зарубцевавшуюся рану на скуле:

– А ты – меня.

Кабан шагнул вперед. Казалось, что от его поступи содрогается земля.

– Штырь тебя на немецкий флаг порвет! Ты попал, фраер! Ты попал, понял? – Он вскинул автомат.

Сталкер отступил за дерево.

– Да уймись ты! – Гаечка ткнула бандита в бок.

Тот злобно хрюкнул и нехотя опустил ствол. Даже с расстояния было заметно, каким пунцовым стало его рыло.

– Костыль! Такое предложение! – Гаечка вышла на середину прогалины, подхватила трость и бросила ее Садовникову. – Ты идешь своей дорогой, а мы – своей. Друг друга не видели, ты понял, Костыль?

Садовников поднял трость.

– Рюкзак отдай мой… – попросил глухо.

– Сам заберешь. – Гаечка попятилась. – Мы уходим. Вы слышали, пацаны? Мы уходим!

Кабан и Румын по очереди выругались, сопровождая тирады жестами. Гаечка бросила на сталкера долгий взгляд, она будто хотела ему что-то сказать, но так и не собралась. Троица исчезла в зарослях.

Садовников выдохнул и опустился на землю. Прижался спиной к побитому пулями дереву. Спина болела, руки и ноги тряслись. В несколько глотков сталкер осушил флягу, но вкуса воды во рту не почувствовал. Сунул в губы сигарету, но, сделав лишь одну затяжку, заперхал, захрипел. Скомкал курево в кулаке и раздраженно бросил.

Эта встреча с Гаечкой – как удар ниже пояса. Садовников успел себя убедить, что позаботился о ее будущем, и что больше они никогда не увидятся. А тут – на тебе! Все вернулось на круги своя.

Хреново, что фляга опустела. Он не рассчитывал на такой расход воды. А ведь это только – половина пути. Причем – в одну сторону. Небольшая заначка, конечно, имелась, но придется жестко экономить.

Или вернуться все-таки на начало пути?

Сталкер выбрался на середину прогалины. Туч словно и не бывало, яркий свет спелого солнца дробился ветвями на косые лучи. В следующий миг Садовников понял, почему под куполом и вообще – в саду стало светлее. Листва, которая раньше действовала на нервы змеиным шипением, была высушена дождем наоборот: она скукожилась, свернулась в трубочки.

«„Трубка“ – есть сосуд истины…» – вновь зашептал в голове голос Старого.

Садовников хлопнул себя по лбу. Затем вынул из рюкзака полуторалитровую баклажку с запасом воды и принялся наполнять флягу. Закончив дело, он забросил рюкзак на спину, посмотрел на усыпанную гильзами прогалину, затем – на заросли, в которых скрылись бандиты, и пошел, сильно хромая, в другую сторону.

* * *

Он увидел просвет за стеной аномальной растительности лишь на исходе дня. Пространство по ту сторону ботанического сада было залито вишневым светом заката.

Садовников приободрился. Форсирование дебрей забрало уйму сил. И еще очень не хотелось оставаться на ночевку в этом месте.

Но, уже почти выбравшись наружу, он был вынужден залечь, потому что поблизости оказались старые знакомцы. Сталкера бандиты не заметили, они были заняты выяснением отношений.

– Куда ты, сучильда, нас привела?! – ревел Кабан. – Ты че, на пальцах нас развести собралась?!

– За суку ответишь! – зло прошипела в ответ Гаечка.

– Ну, в натуре, ты у нас кто? Сталкер или просто рядом полежала? – встрял Румын. – «Чуйка» отказала или как?

– Братан, проблема в ее корешке, в Костыле долбаном, – проговорил Кабан. – Из-за него у нашей мадмуазели мозги поплыли…

– Да пошел ты! – вскипела Гаечка. – Костыль тут не при делах! Это – Зона!

Сталкер осторожно выглянул из-за ветвей. На фоне заката контрастно выделялись фигуры спорящих. Местность по другую сторону ботанического сада почти ничем не отличалась от той, которую уже довелось одолеть Садовникову. Такой же лес в отдалении, такие же обширные просторы, заросшие сухой травой, такой же брошенный БМП посреди дороги, та же шина чуть вдали от обочины, сидя на которой было удобно отдыхать…

Садовников мысленно чертыхнулся. Вот облом! Он так старался, чтоб их с Гаечкой пути не пересеклись, что потерял направление и вышел из ботанического сада там же, где и зашел. Блин! Садовникова обуяла досада. Столько всего натерпеться, лишиться большей части запасов воды, и… И что теперь делать? Снова переться через аномалию? Или это сама Зона намекает, чтоб он уносил ноги, пока цел? Ну относительно цел?

Бандитов мучили те же вопросы.

– Нам нужно идти дальше. – Румын вяло махнул рукой с зажатой в кулаке сигаретой. – Штырь сказал пробираться через Новую Зону.

– Давай, хабалка! – Кабан толкнул Гаечку. – Ты тут, как бы, козырная. Веди нас! Но если снова облажаешься!.. – Он потряс автоматом.

Гаечка что-то пробурчала и уселась на землю.

– Чего? – не понял Кабан.

– Говорю, отдохнуть надо! – раздраженно ответила девушка-сталкер.

– А ты че такая дерзкая? – Кабан вытащил из кармана брюк хрустящий пакет. – Бензин, на котором ты работаешь, – вот он! И пока ты не заслужила ни децла!

В голосе Гаечки неожиданно прозвучала мольба:

– Но мне очень надо, Кабася…

Кабан пошелестел пакетом с «экзо» у Гаечки перед носом, дразня, а когда она протянула руку, резко отшагнул. Довольно захрюкал, тряся всеми своими подбородками.

– Не заработала, – повторил он, пряча наркотик.

– Мне так нехорошо, – проговорила Гаечка, скорбно качая головой. – Ну дай, Кабася! – Она поднялась на ноги, потянулась к Кабану. – Да-а-ай!

Бандиты переглянулись. Румын прочистил горло и предложил:

– Айда отдыхать, в натуре темнеет, – после небольшой паузы и, видимо, набравшись решимости, он продолжил: – А свою дозу Гаечка может заработать другим способом…

Гаечка подняла подбородок.

– Да ты че, Румын? – На сей раз в ее голосе зазвучала смесь презрения и угрозы. – За такие дела Штырь тебе дыру в башке сделает!

– Ну… – Румын замялся, почесал затылок. – Штырю об этом стучать необязательно… Потому что Штырь далеко, а «травушка» у нас здесь и сейчас.

– Да! – хрюкнул Кабан и снова зашуршал пакетиком с «экзо». – Сечешь тему?

Садовников взял под контроль обильно брызжущие адреналином надпочечники. Он снова чувствовал себя словно в ту безумную ночь, когда шел разбираться со Штырем без шансов на успех. Только в этот раз он был абсолютно трезвым. Что делало впечатления еще более острыми.

Он распрямил спину, отодвинул тростью с дороги ветви, зашагал к занятой разборками троице.