Мне давно хотелось убить - Анна Данилова

В тот вечер, когда она первый раз пришла к нему в дом, они с Двойником поменялись местами. Двойник так решил. Ему Ольга подходила куда больше. Она была не так распутна и страстна, как Ева. Ева в любви любила прежде всего себя и саму любовь. Ольга же любила мужчину, и этим было все сказано. Хотя это мешало ему, закрыв глаза, представлять себя в объятиях Евы.

Двойник ходил на ее спектакли, водил ее в рестораны, покупал ей чулки и духи, кормил ее зефиром в шоколаде и позволял ей по ночам любить его.

Иногда она проводила ночи сразу с двумя, но засыпала все равно в объятиях Двойника.

И так было до тех пор, пока в его жизни не появилась маленькая Ева. Она была как две капли воды похожа на прежнюю Еву. И тогда Ольга стала не нужна. Он сказал ей об этом, но она не поняла. Она звонила ему по телефону, приходила домой и подолгу держала палец на кнопке звонка, не зная, что вызывает этой нервозной трелью его ярость. И даже слезы. Разве могла она знать, что он готов прервать ее жизнь на самом пике страданий, чтобы только не слышать ее голоса, не видеть ее лица, не испытывать угрызений совести…

Сколько раз он едва сдерживал себя, чтобы не открыть дверь и, затащив Ольгу к себе, исполнить свой долг. Но в доме жил Двойник, который, быть может, любил Ольгу, хотя и не собирался никому в этом признаваться. Ведь мужчине всегда льстит женская любовь, да еще такая сильная. Но и мешает одновременно.

Однажды он промочил ноги. Это было поздней осенью. Он стоял возле тумбы, обклеенной афишами, и искал глазами вывеску кафе или ресторана, чтобы зайти туда и согреться. Он и сам не понял, как очутился в этом малознакомом районе города. Должно быть, у него тогда была высокая температура, потому что все плыло перед глазами, горло горело, а тело казалось налитым тяжестью.

И глаза.., в них словно насыпали стеклянную пыль.

«Тайбеле и ее Демон», в главной роли… Нет, не Ольга Христиансенс. А совершенно другая актриса.

Он оглянулся, и вдруг в глаза ему бросилась табличка с названием улицы. Это была ЕЕ улица, и он понял, что ему был подан знак. Он теперь просто должен был увидеть ее и совершить то, что ему предназначено свыше.

Любовь – это мука, он знал это по себе. Вероятно, эта самая любовь уже наполовину избавила Ольгу от жизни, лишила каких-то важных сил, раз ее имени больше нет на афише. Разве что она полюбила другого?

Ветер метался по улицам, загоняя людей в жилища, рвал с деревьев последнюю листву, терзал провода, заставлял морщиться лужи… А потом пошел дождь, редкие., но тяжелые ледяные капли хлестали горячее лицо, падали за воротник…

Он помнил номер ее дома наизусть, хотя никогда не был там, как она ни зазывала. Он боялся, что убьет ее.

И если в своем доме ему мешал Двойник, то у нее в квартире ему бы уже никто не помешал.

Он вошел в подъезд и удивился, как же сразу стало тихо: ни тебе ветра, ни дождя… Старый дом с просторными площадками, широкими лестничными маршами и деревянными желтыми полированными перилами. Квартира номер шесть. Он позвонил.

Она открыла, а увидев его, чуть вскрикнула, как будто увидела привидение, и кинулась ему на шею. Она обнимала его сильными худыми руками, прижимала к себе и плакала. И слезы ее были соленые и горячие.

На ней был длинный теплый халат, от которого пахло жасмином.

Ольга привела его в большую, захламленную вещами комнату, достала почему-то из платяного шкафа бутылку виски (явно чей-то подарок) и принесла два хрустальных стакана и чашку с кубиками льда. Она без конца плакала, слезы лились из ее глаз сплошным потоком, она едва успевала промокать их рукавом халата.

Он спросил ее, не найдется ли в доме сухих носков и домашних туфель, так как его ноги совсем промокли и у него, кажется, температура. Нашлись женские розовые пушистые носки, которые налезли лишь на половину ступни, и примерно такого же размера, но благополучно расползшиеся по швам тапочки.

Ольга усадила дорогого гостя на диван, укрыла его пледом, принесла флакон с американским аспирином и выдала ему две таблетки. Он запил их виски и вскоре уснул, положив голову ей на колени. А она рассказала ему о своей внезапной болезни, которая положила конец ее карьере актрисы.

«Я убью тебя», – хотел он успокоить ее, но не смог даже разлепить рта, чтобы произнести эти три слова. Он тоже был болен. Причем необратимо. Но об этом знал только Двойник. И, быть может, те женщины, которым он раскрыл ворота в рай… «Рай ли?»

* * *

Весь день Надя находилась под впечатлением того, что ей сказал Крымов. Любовь? Что это такое? Любовь?

Это слишком сильно сказано. Крымов не тот человек, которому можно верить, но, с другой стороны, он мужчина, до сих пор находящийся в поиске женщины, с которой ему было бы хорошо не одну ночь, а одну жизнь…

Всю жизнь. Иначе зачем было ему вообще произносить это слово вслух, если бы у него на уме было только желание затащить ее в постель? Да ему достаточно было бы просто поманить ее пальцем, чтобы добиться этого. Так нет, он сказал ей это. Но как узнать, не произносились ли эти же самые слова и Земцовой?

Она не верила своему счастью. Быть женой Крымова – означало начать новую жизнь, поменять кожу, стать другой… Но КАКОЙ? И как следует себя вести, чтобы не разочаровать его в первый же день совместной жизни?

Какой он хочет ее видеть? Простой женщиной, угождающей своему любимому мужу-эгоисту? Ведь Крымов – сильнейшая концентрация общечеловеческих недостатков. Об этом знают все!

«…мне нужна для брака более простая женщина, вот такая, как ты…»

Что для него означает слово «простая»? Дура, что ли?

Она очнулась от резкого телефонного звонка, который враз прервал ее мысли о Крымове и о возможном замужестве.

Звонили из НИЛСЭ – были готовы результаты химических экспертиз… Как теперь объяснить Крымову, что агентство задолжало им целую кучу денег? Ведь он ничего не должен знать о том узле с женскими вещами, который привез из М. Игорь Шубин.

Кроме того, Надя ждала звонка от Чайкина. Это он, и никто другой, занимался останками ног, обнаруженных на лестничной клетке возле квартиры Жанны Огинцевой.

Надо было ехать, а это означало выйти из теплой и уютной приемной, которая полнилась приятными воспоминаниями о проведенной с Крымовым ночи, и окунуться с головой в зловонный мир смерти, наполненный сухой информацией о пятнах крови на тканях, о каких-то непонятных осколках стекла, о деньгах, оставленных в квартире Жанны, и о резине сапог, в которых нашли эти страшные обрубки ног…

По дороге в НИЛСЭ Щукина заехала к Сазонову. Он встретил ее удивленным взглядом.

– Привет работникам уголовного розыска… Здравствуйте, Петр Васильевич. Вы так смотрите на меня, словно видите перед собой пришельца с того света.

Худое, со впалыми щеками лицо Сазонова, казалось, еще больше вытянулось и побледнело. Грубые черты его лица как-то смягчились, а глаза между тем продолжали внимательно изучать посетительницу.