Горький привкус счастья - Алла Демченко

Неизвестный достал ключи и теперь уже спокойно, не торопясь открывал дверь. Саша в панике метнулась за штору и вжалась в стекло. На счастье, балконная дверь имела приличный выступ. Она молилась, чтобы в коридоре оказался дежурный охранник. Тогда он точно не зайдет в кабинет. Но что тогда охранник делает в приемной? Саша замерла. Мужчина тоже прислушивался. Может, показалось? Но тишину нарушил еле слышный оборот ключа. Мужчина, вошедший в кабинет, осмотрелся, плотно прикрыл за собой дверь – уверенный, что его никто не потревожит.

А если он откроет штору? Что тогда? В кино она видела, как положительный герой в патовой ситуации набрасывается на врага, то есть на отрицательного героя, завязывается драка. А потом в финале добро и справедливость побеждают.

Мужчина, вошедший в кабинет Стрельникова, вел себя уверенно. Частью перепуганного мозга Саша понимала, что посетитель здесь не первый раз. Она вспомнила, сколько потратила времени, чтобы сориентироваться в кабинете, а этот даже в темноте передвигался свободно.

Операция, ради которой пришел незнакомец, заняла несколько минут. Судя по шорохам, интересовал его тоже только ноутбук. И, скорее всего, он обрадовался, что ноутбук, забытый Стрельниковым, стоял на столе. Для уверенности он открыл незапертый сейф, после чего уселся за стол. Когда появилось еле заметное пятно – засветился монитор, мужчина подключил флешку. На мониторе в столбиках забегали цифры. Мужчина быстро застучал по клавиатуре. Память ноутбука была девственно чиста. Не найдя ни одного файла, он зло выругался. На долю секунды ему показалось, что в кабинете кто-то есть. Он прислушался. Не найдя ничего подозрительного, он не торопясь покинул кабинет. И опять ключ еле слышно повернулся в замочной скважине. Все стихло. Удалялся посетитель уже не крадучись. Тяжелые шаги, приглушенные ковром, вскоре стихли на лестнице.

Саша перевела дыхание. Шпионский фильм почти окончился. Неужели она, Саша Андреева, главная героиня?

Свернувшись калачиком на диване, укрывшись короткой курткой, Саша прикрыла глаза. Если не уснуть – можно свихнуться от тишины. Обязательно начнет казаться, что кто-то ходит, стоит за дверью. Только бы уснуть, только бы уснуть.

Стрельников, сняв очки, близоруко прищурил глаза. Наклонившееся лицо было настолько близко, что она рассмотрела даже цвет его глаз. Саша хотела спросить, как он зашел, ведь ключи у нее, но протяжный незнакомый звук, доносившийся то ли с улицы, то ли с нижнего этажа, мгновенно прогнал сон, а заодно и Стрельникова.

На часах было ровно шесть утра. Через два часа ее ждала свобода. Саша посмотрела в окно. Машина стояла на том же месте.

Покинуть банк после пережитых ночных страхов оказалось очень легко. Она тихонько вышла в пустой коридор и, сделав десяток шагов, решительно постучала в приемную Стрельникова. Увидев раннюю посетительницу, Виолетта приветливо улыбнулась. Улыбка секретаря, против ожидания, была искренняя и доброжелательная.

Секретарь главного врача тоже улыбалась посетителям, только совершенно иначе. На ее лице легко читалось: «главный занят, ему не до ваших никчемных просьб». После такого улыбчивого приема посетитель вмиг сникал. И острое желание открыть дубовую дверь, за которой вершил судьбы главный врач, пропадало. В довесок к улыбчивой секретарше на дверях главного красовалась еще и унизительная надпись: «Стучи тихо, проси мало, уходи быстро».

– Чем могу помочь? – Секретарша по-прежнему сохраняла на лице улыбку.

– Мне бы господина Стрельникова.

– Пал Палыч в отпуске. Вы по какому вопросу? Может, кто-то из заместителей вам поможет?

– Нет, спасибо. Я зайду позже.

Виолетта открыла тетрадь и хотела предложить ранней посетительнице записаться на следующую неделю, когда вернется Пал Палыч, но та, извинившись, уже закрыла дверь.

Саша быстро шла по пустому коридору на выход. Недавно сменившийся охранник провел взглядом молодую женщину и посмотрел на часы. Ходят разные ни свет ни заря.

Плюхнувшись на водительское место «коробчонки», Саша ощутила мелкую дрожь в теле и расплакалась. Крупные горячие слезы катились по щекам одна за другой.

Стрельников поморщился. Все женщины, входящие в его холостяцкую жизнь, никогда не плакали. А если и начинали плакать, то капризными, ничего не значащими слезами. И катились они нарочито и аккуратно, так, чтобы не испортить макияж. Саша плакала молча. И он растерялся. Потом рассердился на себя.

Она начала рыться дрожащими руками в своей «на все случаи» сумке, и слезы падали на дорогую импортную кожу. И найдя наконец-то салфетки, промокнула глаза, а потом вытерла все лицо, отчего вид у нее стал совсем несчастный. То, что Саша говорила, плохо укладывалось в прагматичном уме Стрельникова. Он не мог понять, как можно всем телом почувствовать, что в его кабинет кто-то собирается заходить. Но он ей верил, верил каждому слову, каждой слезинке.

Жаль, что Саша не успела закачать информацию до прихода посетителя. Увидеть бы потом лица тех, кто получил бы эту «липу». И в то же время Стрельников, как мальчишка, радовался тому, что уже сегодня, вернувшись на работу, он первым делом просмотрит запись с камер наблюдения. Единственное, что огорчало и от чего стало противно на душе, что, еще не видя никакой записи, он уже знал ночного посетителя.

– Саша, опиши еще раз мужчину.

Стрельников зачем-то сжал ее руку. Саша закрыла глаза и, растворяясь в бесконечности, снова оказалась в кабинете. Страха не было. Кабинет стал светлым и большим, словно потерял прежние границы. Мужчина зашел в приемную, потом открыл дверь кабинета и направился в другой «личный» кабинет Стрельникова. Ровное, спокойное дыхание, долетевшее к ней словно через усилитель, послышалось совсем рядом. Все было как в кино. Кадр сменялся за кадром. Она приближалась к нему, всматривалась и никак не могла рассмотреть лицо. Мужчина был довольно молодой, не старше Стрельникова. Длинные музыкальные пальцы красиво бегали по клавиатуре.

– Нет… Лица не увидела. Вижу фигуру, движения. Я узнала бы его, если бы увидела. – Саша высвободила свою руку из рук Стрельникова.

– Как это у тебя получается?

– Не знаю. Получается как-то само собой.

Стрельников смотрел на нее, но не поверх головы, не на макушку, а прямо в глаза. От этого взгляда она смутилась. С этим сложным чувством надо что-то делать, а она не знала и не умела ничего делать. Чтобы спрятать свою растерянность, вцепилась мертвой хваткой в руль. Остальную дорогу они ехали молча, и, только закрыв дверь квартиры, Стрельников решительно сообщил о своем отъезде.

– Саша, мне придется уехать, – чуть помедлив, проговорил Стрельников, окончательно приняв решение. – Вернее, вернуться домой. Спасибо тебе. Без тебя я бы ничего не сделал. Спасибо.

Надо было еще что-то сказать, но он не знал. За все услуги он щедро платил, а как здесь быть? Зачем он взял ее за руку? Зачем? И откуда это давно забытое тревожное чувство, способное на многое, но за которое надо обязательно платить свободою?