По субботам не стреляю - Вера Михайловна Белоусова

Костя водил по улицам большого, лохматого медведя с кольцом в носу. Но в то же время он сам и был этот медведь... Мы собирались уезжать, но было непонятно, пустят ли медведя в самолет. «Кроме того, – говорила я, если ты – это медведь, то без тебя с медведем я ни за что не поеду».

Глава 13

Утром я проснулась оттого, что Маринка вошла в комнату и села в кресло. Она вошла и села совершенно бесшумно, но я все-таки почувствовала, что в комнате кто-то есть, – и проснулась.

– Привет, – тихо сказала она, увидев, что я открыла глаза.

– Слушай, – спросила я, со сна плохо соображая, что к чему, – медведь-оборотень – это из Мериме?

– Не только, – сказала Маринка. – Это много у кого есть. И у Мериме тоже. А что?

– Ничего, – я помотала головой, пытаясь разогнать сонную одурь. – Сон дурацкий приснился.

– Ясно, – кивнула сестра. – Знаешь что, Иришка, ты давай вставай. Я позвонила Левке, он скоро приедет, а мне еще нужно тебе кое-что показать.

– Плохое? – насторожилась я.

– Н-не знаю... скорее чудное, – неуверенно проговорила она. – Вставай, пойдем кофе пить.

Я вскочила с кровати и отправилась в ванную. В зеркале была все та же неутешительная картина: взъерошенное, перепуганное существо с синевой под глазами. «Наплевать! – подумала я. – Левочка переживет. Даже краситься сегодня не буду. А когда вся эта история кончится – если она, конечно, когда-нибудь кончится, – тогда приведу себя в порядок. Постараюсь, по крайней мере». Щетка для волос куда-то запропастилась. Пришлось взять расческу, которая в моей гриве немедленно сломалась. Я вышла на кухню, неся в руке две половинки, и с ходу налетела на сестру:

– Это ты взяла мою щетку?

– Погоди ты со своей щеткой, – отмахнулась сестра. – Ничего я не брала. Лучше садись и смотри.

С этими словами она выложила передо мной хорошо знакомый мне листок с Никитиным письмом Люське. Я машинально отхлебнула кофе и вопросительно посмотрела на нее.

– Прочесть еще раз? Но я вроде бы все помню... Письма, угрозы, странные типы...

– А ты смотри внимательно, – посоветовала сестра. – Ничего не кажется странным?

– То есть как – не кажется? – искренне изумилась я. – Да здесь что ни слово, то странность! Мы же об этом уже говорили...

– Я про форму говорю – понимаешь? – про форму, а не про содержание.

– И что ты про нее говоришь? – недоумевала я.

– А то, – торжественно объявила сестра, подняв указательный палец, – что это письмо писал не один человек.

– То есть как?!

От неожиданности у меня дрогнула рука, и на столе образовалась большая кофейная лужа. Сестра удовлетворенно кивнула, взяла тряпку и стала вытирать стол.

– А вот слушай. Ты помнишь, что такое транслитерация?

– Ясное дело, помню, – удивилась я. – Что за дурацкий вопрос? Слова из одного языка передаются на письме буквами из другого.

– Помнишь, у нас в университете был профессор, помешанный на проблемах транслитерации? Как же его? Ну да, Вознесенский... Помнишь, он все время доказывал, что все транслитерируют как попало, без всякого смысла и логики?

– Помню, конечно, – кивнула я, все еще не догадываясь, к чему она клонит. – Он еще сам придумал какую-то непротиворечивую систему и все пытался нас обучить. Отличная была система, совсем непротиворечивая, только прочесть было ничего невозможно... Да к чему ты это?

– Слушай. Итак: русские буквы, как ты понимаешь, можно передавать латиницей по-разному. Одному нравится один способ, другому – другой. Опыт показывает, что человек чаще всего передает одну и ту же букву одним и тем же способом. Во всяком случае, способ передачи, как правило, не меняется в рамках одного письма.

Маринка сама говорила, как лектор с кафедры. Лекция, впрочем, обещала быть жутко интересной. Такой интересной, что не оторваться...

– Постой, Мариша, – робко возразила я, все еще не заглядывая в листок, – почему ты так говоришь? Я, например, запросто могу где-то вместо «е» написать «je», а где-то – просто «е». Ну и так далее...

– Верно, – кивнула сестра. – Все, что я говорю, совершенно ненаучно. И все-таки... Есть такие буквы, которые человек пишет всегда одинаково. Ну не всегда, но с большой вероятностью. Например «ц». Как ты передаешь «ц»?

– Как латинское «с», – ответила я.

– Ну вот, а многие пишут «ts», – сказала Маринка. – А кое-кто – «z», это из немецкого. Потом – «х». Пишут и «h», и «kh». И так далее. Ну вот, а теперь загляни в листок.

Я послушно взяла письмо в руки. Вот как оно выглядело:

«Privet, dorogaja sestriza! Znaju, znaju, ja svinja, ne pisal tebe tysjatschu let. Ne serdis’! V etih pis’mah tolku malo, vot povidat’sja by – eto drugoje delo! Kak vy tarn zhivjote? Ja rad, tschto Charle sobirajetsja v avguste v Moskvu. Tschego by vam ne prijehat’ vsem vmeste? Ja dumal zajehat’ k vam vo vremja gastrolej, uvy – ne vyhodit, grafik slischkom plotnyj. Mozhet byt’, zajedu srazu posle – dolzhen zhe ja poobschat’sja s plemjannikami! U menja vsjo neprosto. Posledneje vremja za mnoj po pjatam khodjat strannyje tipy, ja poluchaju pis’ma s ugrozami. Im nuzhno, chtoby ja perestal pet’ ili, po krajnej mere, ubral iz pesen vsjo russkoje. Za nimi stoit real’naja, strashnaja sila. No ty ne volnujsja, my tozhe ne lykom shity – kak-nibud’ razberjomsja! Tseluju tebja, privet Charle i plemjannikam. Brat».

После Маринкиной лекции несоответствие настолько бросалось в глаза, что невозможно было понять, как это ни я, ни Люська не обратили на него внимания. Конечно, после того, как тебе все разжуют и положат в рот, остается только удивляться... Но Маринка-то, Маринка!.. Холмсовские задатки – налицо!

Никита транслитерировал своеобразно. Тут была смесь более или менее общепринятых обозначений, идущих из латыни и английского, и явных реликтов изучения немецкого языка. Немецкий мы все учили в школе, а после школы Никита иностранными языками не занимался. Письмо начиналось со слов: «Привет, дорогая сестрица!», а кончалось так: «Целую тебя, привет Шарлю и племянникам. Брат». Это я прекрасно помнила и без бумажки. Я вообще помнила этот несчастный e-mail почти наизусть. Но кое-что в этих фразах