Обманщик - Исаак Башевис-Зингер

– У этой Бесси ни стыда нет, ни совести. Ей бы на рынке торговать или с лотка на Орчард-стрит. Только и жди, сюда заявится, – сказала Мирьям, уже другим тоном.

– Вздор!

– Она совершенно уверена, что мы вместе. – Мирьям рассмеялась.

– Если она заявится, мы просто ее не впустим.

– Ох, как же неприятно, как неприятно… Она дура, но у нее редкостное чутье. Вот только что она рассказала, что у вас с ней был роман и вы даже обещали свозить ее в Майами…

Герц ответил не сразу:

– Эта особа вконец рехнулась.

– Знай я, как обстоит дело, ни за что бы во все это не ввязалась.

– Право, Мирьям, вы говорите сущий вздор. Я не настолько низко пал, чтобы заводить роман с такой старушенцией.

– Кто бы знал, на что способны мужчины!

Герц стоял посреди комнаты. Он только что вышел из ванной, но ужасно хотел вернуться обратно. Внутри словно что-то улетучивалось – все физическое желание, всякое стремление быть с этой женщиной, которая вечер за вечером дразнила его и провоцировала. Он чувствовал себя усталым и сонным. В горле скребли кошки, как при простуде. Нос вдруг заложило. «Ох, нынче все злые силы разом навалились на меня!» – сказал он себе.

Оба довольно долго молчали, потом Мирьям сказала:

– Наверно, лучше бы нам сегодня не начинать… – Она не договорила.

Герц задумался.

– Как хотите.

– Вот так все и происходит в моей жизни, – сказала Мирьям, и себе, и Герцу. – Едва что-то начинается, возникает миллион препон. Вы не виноваты. Просто такое у меня счастье. Я мечтала об этой встрече, а одновременно знала, что ее не допустят. Не Бесси. Силы, стоящие за ней.

– Как она догадалась, что я здесь, с вами? Тут надо быть ясновидцем. Я сейчас и правда не в настроении. Можно зажечь свет?

– Если хотите.

– Вы тоже не в настроении, – сказал он.

И Мирьям включила свет. Она сидела на диване, в халатике и шлепанцах. Лампа на столике возле дивана лила тусклый свет.

«Это не ее счастье, а мое, – подумал Герц, – впрочем, пусть считает как угодно…»

Его захлестнуло чувство любви к этой женщине. Он забыл о дискомфорте в желудке, сел рядом и сказал:

– Нет, Бесси нас не разлучит. Дружба, которая началась этой ночью, останется со мной до конца дней.

Мирьям бросила на него взгляд, одновременно вопросительный и насмешливый.

– Наверно, то же самое вы говорили Бесси.

– Вздор, вздор!

– Вы человек незаурядный, однако ж определенно циник. Любовь для вас не более чем игра. Ваши слова – как вы сами подчеркивали на лекции – сродни векселям с обязательствами, но без обеспечения. Если так, не стоит тратить время. Для меня любовь – дело серьезное, ужасно серьезное. Возможно, даже чересчур. Возможно, как раз поэтому на моем пути возникает столько препон.

– Все уладится.

– Когда? Я должна очень глубоко любить мужчину, только тогда мне хватит сил увести его от другой женщины. Подобных ситуаций я всегда избегала. С четвертого класса гимназии мужчины увивались вокруг меня. Здесь, в Америке, я ни одному не давала ни малейшего шанса. Зубной техник, у которого я работаю, не раз пытался пригласить меня в театр, в оперу или в ресторан, но я всегда настаивала, чтобы его жена тоже присутствовала. И вот вдруг мы с вами встречаемся, и я раздеваюсь при вас. В самом деле, никогда не думала, что могу быть настолько легкомысленной. Но этот телефонный звонок все испортил. Ваша жена с нетерпением ждет вас. И обе они вполне могут явиться сюда…

Мирьям снова рассмеялась. Секунду ее глаза искрились смехом, но сразу же опять помрачнели.

– Никто не явится…

Снова зазвонил телефон, и немного погодя Герц услышал, как Мирьям сказала:

– Да, Бесси.

Глава седьмая

1

Герц вышел на Бродвей и зашагал прочь от центра. Уже без двадцати час. Он решил подождать троллейбус. Как вдруг заметил, что в кафетерии через дорогу еще горит свет, и зашел туда, будто с намерением выпить чашку кофе, а вообще-то потому, что увидел внутри таксофон. Кабинка была пуста, и он набрал номер Минны. Думал, что в такую поздноту никто не ответит или он услышит голос Морриса, но трубку сняла Минна.

– Минна, это я… – сказал он.

Больше ничего сказать не смог, горло перехватило.

Минна помолчала, потом воскликнула:

– Герц, ты?

Не просто воскликнула, со слезами.

– Да, я, – хриплым голосом ответил Герц.

– Боже милостивый, я весь день искала тебя. Что с тобой случилось? Звоню-звоню – и каждый раз одно и то же: то ли никого нет, то ли просто не снимают трубку. Где ты пропадаешь весь день и весь вечер? Я со вчерашнего дня как в аду. Душегуб! Почему ты прячешься, когда все во мне рвется на куски? Садист! – прогремела Минна.

Судорожный всхлип оборвал крик. Герц поневоле отвел трубку от уха, чтобы барабанная перепонка не лопнула. Его обуревали досада, смех, желание заплакать – все разом. Чувствуя, как глаза наполняются слезами, он воскликнул:

– Ты все еще на что-то надеешься, шлюха, мерзавка, стерва!

Некоторое время царила тишина, Герц слышал лишь приглушенное хныканье.

Потом Минна печально спросила:

– За что мне это?

– За то, что ты лгунья, воровка, шлюха и все прочее! – бросил Герц. – Будь проклят тот день, когда я впервые увидел твою мерзкую физиономию!

Всхлипы стали громче.

– Что я сделала, Герц? Что я сделала?

– Ты отлично знаешь что. Завела шашни с бывшим мужем, которого так громогласно обвиняла во всех грехах. Мало тебе обмануть Морриса, ты и меня обманула. Нет развратницы хуже тебя. Обманщица, шлюха, лицемерка паршивая!

Герц услышал стон: Минна хотела что-то сказать, но не смогла. Она плакала в трубку, как ребенок, которого совершенно незаслуженно обидели. Снова и снова повторяла какое-то невнятное слово, будто малыш, едва научившийся говорить. Внутри у Герца все напряглось. Никогда он не слыхал, чтобы Минна так горько плакала.

– Почему ты ведешь себя так, будто сейчас Йом-Кипур? – помолчав, сказал он. – Говори, что хочешь сказать!

– Ах, Герц!

И она заплакала еще пуще, еще громче. Он услышал грохот и звяканье. Видимо, телефон в квартире Минны упал со стола.

Герц окликнул, но ответа не получил. Услышал возню, шум и сдавленные всхлипы. Минна явно пыталась поднять упавший аппарат. Герцу показалось, что слышен и ворчливый голос Морриса.

«Способен ли такой виновный человек, как она, на столь убедительный поступок?» – думал он. Если да, то ложь