Граница. Таежный роман. Солдаты - Алексей Зернов

Он наклонился, чтобы обнять Марину, и она потянулась ему навстречу, обхватила за шею, ткнулась носом в щеку, и Никита почувствовал, как обжигают его лицо горячие слезы раскаяния.

Ярко-синие звезды на черном небе понемногу бледнели и гасли. Вдалеке, за ельником, верхушки деревьев начинали светлеть, будто покрываясь едва заметной розоватой пленкой.

Еще одна ночь закончилась.

На КПП, в будке, спали двое «дедов» — Рыжеев и Жигулин. А первогодок Петреску с автоматом на плече мрачно мерил землю шагами под раздающийся из окна аккомпанемент похрапывания старших товарищей. У Петреску были печальные цыганские глаза, обрамленные густыми черными ресницами. В нем и вправду текла цыганская кровь, но свойственная его далеким предкам страсть к кочевому образу жизни была совершенно чужда самому Петреску.

А вот мысли его сейчас витали очень далеко от советско-китайской границы. Они унеслись в молдавское селение Унгены, откуда он был родом. А поскольку службу молодой солдат нес, можно сказать, за троих, то и времени на разного рода размышления у Петреску, казалось, было в три раза больше.

Но, даже обладая такими запасами времени и прошагав под звездным небом всю ночь, Петреску так и не смог понять, какой невероятной должна быть та сила, что вырвала его на два года из дома и перенесла на другой конец земли…

Из тумана вынырнул армейский «ЗИЛ», и начавший было клевать носом Петреску встрепенулся. Может, померещилось? Он протер глаза: нет, грузовик приближался. У молдаванина были четкие инструкции от «дедов»: в подобных ситуациях немедленно их будить. Он крепко вцепился в автомат, раскрыл рот, но с перепугу забыл, какую команду должен подать. «Тревога!»? «Подъем!»? «В ружье!»?

— Грузовик! — истошно закричал Петреску.

В тот же миг Рыжеев и Жигулин наглядно продемонстрировали ему навыки, полученные за годы армейской службы. Двумя пулями они выскочили на улицу, на ходу застегиваясь, навешивая автоматы и нахлобучивая пилотки.

— И правда грузовик, — вглядевшись, сообщил Рыжееву Жигулин и повернулся к молдаванину: — Значит, так, Петреску. Мухой летишь в казармы, предупредишь дневальных. Если дрыхнут — буди. Скажешь — похоже, проверяющие прибыли… Может, из Минобороны…

— Ты что, серьезно? Насчет проверяющих? — окончательно проснулся Рыжеев.

— А я откуда знаю? — буркнул Жигулин. — Я не понял, — повернулся он к Петреску, — ты еще здесь?

Тот стремительно умчался.

Рыжеев с Жигулиным, дожидаясь грузовика, постарались принять бравые плакатные позы.

«ЗИЛ» тормознул в нескольких метрах от ворот, застыв на фоне восходящего солнца. Из кабины выпрыгнул шофер, быстро обошел машину, откинул борт кузова.

Первым на землю спрыгнул долговязый сержант в очках, за ним — парень лет двадцати с лишним в дорогом спортивном костюме и с огромным рюкзаком из блестящей ткани. Сержант поддержал парня за локоть.

Жигулин и Рыжеев переглянулись.

— Ну, — парень пожал руку сержанту, потом — шоферу, — спасибо, что довезли. Дальше я сам.

Он закинул рюкзак на плечо и направился к солдатам. Подойдя, сверкнул улыбкой и протянул руку:

— Здорово, мужики!

Вновь переглянувшись, Рыжеев и Жигулин по очереди пожали протянутую ладонь.

— Где тут у нас казарма? Вы только объясните, а я уж сам найду. А то вам, наверное, нельзя пост оставлять? Враг не дремлет! Правильно я говорю?

Рыжеев обменялся взглядом с Жигулиным и незаметно для вновь прибывшего покрутил пальцем возле виска. Он уже понял, кто это такой, и отчаянно семафорил глазами Жигулину.

Еще неделю назад посыльный из штаба по секрету сообщил «дедам», что там со дня на день ждут нового бойца, чьего-то сынка. Теперь этот сынок стоял перед ними, лучезарно улыбаясь во все тридцать два зуба, будто прибыл не на службу, а на турбазу. Рыжееву ужасно хотелось поставить зарвавшегося новобранца на место, но, если честно, он побаивался: на его памяти это был первый боец, прибывший на службу на персональном грузовике.

— Значит, так, — откашлявшись, произнес Рыжеев, — казарменный городок наискосок и направо.

— Ты в какую казарму? — спросил Жигулин.

— Понятия не имею, — пожал плечами парень. — Ладно, там разберусь. Пока, мужики.

Он поправил на плече рюкзак и, насвистывая, направился на территорию части.

В казарме лопоухий дневальный, привалившись к тумбочке, читал роман Юлиана Семенова. Он перевернул страницу, но, услышав звук открываемой двери, с ловкостью иллюзиониста спрятал увесистый том в ящик и вскочил. Вскочил и прикорнувший за развешанными шинелями сержант Братеев. Оба они — и Братеев, и дневальный — с недоумением смотрели на незнакомого парня в спортивном костюме и со спортивным же рюкзаком на плече.

— Здравствуйте, — вежливо приветствовал их незнакомец. — Где я могу найти полковника Борзова, не подскажете?

— А маршал Гречко тебе не нужен? — спросил дневальный. — А то мы сбегаем.

Братеев испепелил его взглядом и ответил парню с возмутительной, с точки зрения дневального, доброжелательностью:

— Полковника Борзова вы можете найти в штабе. Но скорее всего, он еще спит. Так что придется подождать.

— Да я могу вообще к нему не ходить, — пожал плечами парень. — Это мне на городском сборном пункте какой-то подполковник велел по прибытии явиться к Борзову.

— Значит, придется идти.

Парень вздохнул.

— Где у вас тут курят? — спросил он, вытаскивая из кармана спортивной куртки аккуратную серую пачку сигарет и вежливо протягивая ее Братееву. Тот покачал головой, отказываясь.

— У нас не курят! — выпалил дневальный, уязвленный тем, что его не угостили сигаретой, явно заграничной. И тут же прикусил язык — незнакомец протянул ему пачку. Дневальный вытащил сигарету и милостиво разрешил: — На улице смоли.

Парень снял с плеча рюкзак:

— Я поставлю тут, не возражаете? — И, опустив рюкзак на пол, вышел на улицу.

— Ну ни фига себе! — тихо воскликнул дневальный. — Может, нам еще вещи его посторожить?

— Ты чего разорался? — лениво спросил Братеев. — Это Шугаев.

— Какой еще Шугаев?

— Такой! — разозлился сержант. — У которого отец какая-то там шишка. Ну за него, говорили, генерал один просил. А ты — «маршала Гречко сейчас позовем», «у нас не курят»… Не видишь разве, что он не соображает, куда попал.

Лопоухий дневальный поскреб в затылке и пнул рюкзак.

— Шишкин сын! — проворчал он, впрочем уже беззлобно, и полез в тумбочку за книгой.

Полковник Борзов с досадой пристукнул кулаком по столу. Маразматик старый! Он мысленно чертыхнулся. Забыл, совершенно забыл. И, даже увидев возле штаба странную долговязую фигуру в тренировочном костюме, не вспомнил. Удивился — да, но не вспомнил.