Тело для попаданцев - Клара Эсла

станет самым лучшим отцом… Я его утешаю, когда ошалелый восторг вдруг сменяется паникой, и он начинает метаться по аудитории, повторяя, как заведенный: «Господи, у нас будет ребенок…» — и вдруг вопит в небеса — то есть, в потолок из гипсокартона: «Ну, почему сейчас?!»

Я глажу его по плечу и закрываю футляр со скрипкой, чтобы случайно не повредил инструмент. И мы, сидя рядом, находим в его телефоне фотки младенцев. Карапузы с толстыми щечками и взглядом, от которого не уйдешь — нацеленным прямиком в сердце. Игорь умиляется и начинает пускать пузыри: «У меня будет сын… Или дочка? Дин, ты как думаешь?»

И дочка, и сын… Дай вам, Господи, полную горницу. Тебе и Маринке. А мне думать об этом нельзя.

Руки сжимают руль. Я лечу по шоссе. Рада, я за них очень рада… Слезы застилают глаза. Зло смаргиваю, чтобы видеть дорогу.

Почему я не способна просто радоваться чужому счастью? Игорь его заслуживает! И Маринка. Они — чудесная пара, и теперь станут родителями. А я — гадкий, завистливый человек. Нет, нельзя себе позволять такие эмоции. Игорь будет носить на руках своего малыша и рассказывать мне, как тот растет, тыча в нос фотографии в телефоне. Как он спал, что он ел, не болел ли животик… Как сказал ему первый раз «папа». А я буду охать и умиляться — и радоваться, черт побери!

Педаль вжимается в пол. Я не чувствую ног. Я вообще ничего не чувствую.

Не хочу больше чувствовать. Я устала.

Машина виляет — колесо угодило в выбоину асфальта. Вылетаю на встречку. Надо выровняться… не успеваю: из-за поворота, сквозь туман моих слез, мчится мотоциклист. Беспечный и ни в чем не виновный. «Выровняться не получилось», — думаю со странным спокойствием, а руки сами выкручивают руль до упора.

Я лечу…

В темноту.

И все становится правильным. Больше не больно. Просто темно. Так спокойно. Не нужно ни шевелиться, ни куда-то спешить. Не нужно стараться победить в конкурсе. Доказать кому-то, будто чего-то стою. Кому? Игорю? Доказать… что достойна находиться с ним рядом, аккомпанируя скрипачу, «подающему большие надежды»? У меня нет надежды! Не мне он их «подает». Потому что честный, чудесный и верен жене, а теперь у них будет ребенок. И нельзя мне находиться с ним рядом.

В темноте хорошо. Лучше останусь с ней. Тут безопасно.

Растягиваю пустую картинку вокруг себя. Так выглядит вечность? Благословенная темнота, сотри все мои чувства. От них только боль.

В голове становится пусто. Покой.

— А небо у вас голубое? — вдруг раздается голос. — Жуть какая.

— Это красиво! — возмущаюсь я — и выныриваю из темноты.

Кир стоит, оттопырив коленку, и глядит на меня с любопытством. А в глазах его пляшут лучики.

— Тебе не надоели зеленые листья? Может, попробуем фиолетовые?

«А давай», — хочу согласиться, но не получается: в день, который проходит перед глазами, я ни с чем не соглашалась. Только спорила. Кир глядит на часы и заявляет, что пора принимать таблетку.

«Подожди!» — я пытаюсь заговорить, но не слышу своего голоса. Картинка не подчиняется, я могу лишь смотреть — и слушать, что говорила тогда. Будто видеозапись показывают. И я знаю, что Кир уйдет после того, как я проглочу таблетку.

«Не оставляй меня в темноте!»

Она уже не кажется благословенной. Я хочу схватить его за руку… но картинка прокручивается, и Кир исчезает из кадра, спеша по делам.

А «на повтор» поставить возможно? Концентрирую волю, вытягивая силы из… пустоты.

Кир возвращается в любимую позу, коленка топорщится вбок:

— Тебе не надоели зеленые листья? Может, попробуем фиолетовые?

Душа плавится нежностью. Душа — это где? Душа — это я. Я — это что? Я — пустота в пустоте. Только теперь я — нежность… Хватит ли меня, чтобы заполнить нежностью всю пустоту? Глупый вопрос. Пустоту не заполнишь, это ведь пустота!

Спешу листать воспоминания, пока они подчиняются. Чувствую, как силы уходят, пустота растворяет волю. Не могу управлять собой в пустоте. Но откуда-то знаю: еще можно выбрать картинку, которая растянется вокруг меня в вечность. И уже не согласна видеть одну темноту.

Глаза с золотистыми лучиками на болотного цвета лице. Кир протягивает в ладошке полосатый носок, сложенный треугольничком:

— Примешь?

«Конечно», — хочу сказать я — и снова не получается. Почему, почему я тогда не схватила его носок, не натянула на свою ногу? Бьюсь, тянусь к нему изо всех сил — но уже не могу коснуться…

— Как в вашем мире ухаживают мужчины? — смотрит настороженно Кир. И в глазах цвета хаки прячется боль. Вспоминает «человека со скырпкой»?

Нет мужчин в моем мире — кроме тебя! Я пытаюсь прорваться сквозь пустоту, но она держит крепко.

Все уйдет в пустоту. Все в ней растворится. Так спокойно без чувств. Но я не согласна без них остаться!

Игорь раскрывает футляр, достает из него свою скрипку… Нет, почему ты здесь? Не мешай!

Прости, Игорь. Я так долго мучилась от неразделенной любви — и не знала, что тебя не любила.

Я мчусь по шоссе — скорей, скорей! К Киру.

Поворот руля. Темнота.

Пожалуйста, покажи мне его.

— Диана, ты такая красивая! — Кир выбирается из лопухов.

— Это Эя у нас красивая, — ворчу я недовольно. — А танцует у нас Баба Шу.

Изменить бы хоть интонацию! Пусть слова останутся теми же; я скажу их иначе, и он все поймет.

— Ну, а ты им играешь волшебную музыку, — выдает свою реплику Кир. Не позволено мне, пустоте, изменить ход беседы.

Музыка! Ну, конечно; Кир не зря называл ее магией. Музыка мне поможет, она — концентрация чувств! С ней я сумею прорваться и сказать ему то, что должна.

Картинка меняется. Кир склонился над свитками, разбирая записи Дока. Хмурит брови, бормочет себе под нос… На моей голове ободок мыслетранслятора. Сердце колотится. Опускаю руки на клавиши — я их тогда представляла, вызвав… из пустоты! И они звучали!

Я заиграла Моцарта. Кир выронил свиток:

— Диана… — смотрит с восторгом и благоговением.

Кир, ты почувствовал? Прости глупую иномирянку, называвшую тебя монстром. Если бы в этих «видеозаписях» была функция «редактирование»…

Кира дергает за ухо Гран. Со стоном сминаю картинку. Почему я тогда не шагнула вперед, не прижалась к любимому, прячась у него на груди? Замерла бы на бесконечность в этом мгновении, единственно важном во