Виновата тайна - Наталья Корсакова

– А гости где? – оправившись от столбняка, поинтересовалась Ленка, инспектируя взглядом комнату.

На столе в скромной вазе стоял огромный букет белых роз. Рядом лежала нераспакованная коробка конфет. И завершала натюрморт бутылка красного вина. Фу, как пошло, поморщилась Ленка.

– Елена, – укоризненно качнула головой мать.

– Всё хорошо, Катенька, – он обернулся к матери. Всё такой же аристократически холеный, с греческим профилем и язвительными губами.

Мать слегка порозовела от этого «Катенька» и улыбнулась. Причём весьма глуповато. Значит, пирог был для него. Ленка тут же возненавидела это кулинарное чудо.

– Лена, мы с папой… – смущаясь, начала было мать.

– Мы? Даже так? И когда же опять возникло это «мы»? Насколько я помню, вы в разводе.

– Позволь мне, Катенька, – он взял руки матери в ладони, как всегда, такой убедительный, уверенный в себе. – Леночка, мама хочет сказать, что мы опять решили быть вместе. Начать всё с чистого листа, так сказать.

– Оваций не будет, – спокойно сказала Ленка. – Я против.

– Елена! – Мать сделала строгое лицо. – Нельзя же так.

– Катенька, всё нормально, – сияя улыбкой, поспешил успокоить её он. – Психика подростка очень ранима. Это нормально, и это пройдёт.

– Ты у нас теперь психоаналитиком заделался? – усмехнулась Ленка.

– Леночка, я понимаю. Наш развод, так сказать, очень тебя расстроил, – отец на полном серьёзе принялся объяснять то, что и так было ясно, хотя требовалось только одно: уйти и никогда не возвращаться. – Но пойми…

– Ошибаешься, очень обрадовал. Нам без тебя лучше. И ты нам не нужен! Возвращайся к своей поэтессе и не морочь маме голову!

– Елена, смени тон, – тихо сказала мать.

– Я не хочу, чтобы он опять сделал тебе больно.

Мать нахмурилась, но ничего не сказала.

– Леночка, прости, я виноват. Но это была минутная слабость, и я за неё сполна расплатился, – он театрально прижал руку к сердцу, изображая великую скорбь и раскаяние. – Поверь, я уже, так сказать, совершенно другой человек.

Ленка посмотрела на мать.

– Ты ему веришь?

– А не должна? – Она как-то жалобно улыбнулась и без сил опустилась на край дивана. – Как скажешь, так и будет.

Ленка хлюпнула носом и кинулась к матери. Упала в её объятия, ткнулась носом в шею.

– Да откуда я знаю, что сказать! Я хочу, чтобы ты была счастлива. Вот и всё.

– Милые мои девочки, давайте пить чай, – отец засуетился над конфетами, ловко сдирая обёртку. – Леночка, неси пирог.

Утром Ленка выбрала такой окружной путь в школу, что вероятность встретить по пути одноклассников была минимальна. Видеть никого из соратников по обучению не хотелось. Даже в отношении Дубинина почему-то не ощущалось никаких радостных эмоций. И предстоящее свидание казалось каким-то уж слишком обыденным.

Осень была в разгаре. Всюду толстым слоем лежали скрюченные листья. Полысевшие кроны с остатками листвы смотрелись жалко. Ленка брела по городу, стараясь ни о чем не думать, а только цепляться взглядом за цвета и формы. Всё было резким и чётким. Как часто бывает осенью. Словно подводишь итоговую черту.

Ленка постояла на крыльце, размышляя о целесообразности своего присутствия на занятиях. Звонок на урок почему-то воодушевил её, и Ленка направилась в кабинет биологии. Приходить на биологию после звонка считалось обычным делом. Этот предмет вела молоденькая учительница, Вера Игоревна, полный желторотик с только что полученным дипломом и горячим желанием поднять уровень образованности своих подопечных до недосягаемых высот.

Учительница была маленькой, хрупкой и белокурокудрявой. Ей даже не стали придумывать прозвище, обошлись совершенно домашним: Верочка. На фоне класса она смотрелась старшеклассницей и авторитета не имела.

Народ взирал на неё снисходительно, на уроке вёл себя расслабленно, позволяя себе таращиться в гаджеты, болтать и заниматься своими делами.

Но Верочка не сдавалась. Стойким оловянным солдатиком она встречала все тяготы. Вновь и вновь меняла методы воздействия на обучаемые организмы, проявляя при этом такую изобретательность, что вызывала горячее Ленкино сочувствие.

Опаздывать Ленка не любила и считала это глубоко унизительным. Но сама виновата, нечего было ворон считать. Она бочком протиснулась в дверь и тенью скользнула на своё место. Верочка тактично сделала вид, что увлечена раскладыванием тетрадей на столе.

Сероглазый, заметив Ленку, улыбчиво проводил взглядом, всем своим видом показывая, что очень рад её видеть, и свидание наконец состоится. Ленка ответно улыбнулась, хотя и не разделяла его оптимизма. Появление отца, как росчерк чёрной кошки через дорогу, неминуемо должно было привести к катастрофе.

– Привет, – Ленка плюхнулась на место, краем глаза обозревая парту на предмет идиотских записок в свой адрес. Сегодня было пусто.

– Привет, – Сашка опять копошилась в сумке.

Ленка покосилась на пустующий стул в соседнем ряду.

– Вересов был?

– Не видела. А что?

– Да просто так.

– Он опять что-нибудь натворил? Да? – Острое любопытство даже подрумянило её щеки. – Ты в курсе?

– Просто он не опаздывает, – отмахнулась как можно равнодушнее Ленка. – Привыкла всё время его рядом видеть.

– Ну это он в последнее время не опаздывает, – Сашка наконец отложила сумку. – Раньше обычно к концу первого урока являлся.

– Может, заболел?

– Ага, как же, – Сашка непримиримо сверкнула глазами. – Клоуны не болеют. Наверно, его папашка опять поколотил, вот и сидит дома, синяки лечит.

– Бьёт? – ужаснулась Ленка. – За что?

– Смешная ты, – Сашка сдёрнула очки и яростно принялась их протирать. – Тебя что, никогда не били?

– Нет.

Она нацепила очки и уставилась на Ленку с таким видом, словно та была инопланетянкой.

– Так не бывает.

– Ну зачем мне врать?

– Не знаю, – Сашка пожала плечами. – Родители всегда бьют, это аксиома.

– Вовсе нет, – пылко вскинулась Ленка. – Кулак не аргумент в споре. А бить ребёнка – это преступление.

– Да ладно. Меня вон мамашка лупила чуть ли не каждый день, и ничего.

– За что?

– Воспитывала, – спокойно пояснила Сашка, словно речь шла о мытье посуды.

– Но так же нельзя. Это ужасно.

– Ужасно – это когда не бьют, – веско возразила Сашка. – Бьют, значит, любят. Значит, заботятся.

– Но это же глупость несусветная! Любовь не выражается в насилии, – Ленка, ухватив за плечо, развернула её к себе. – Хочешь, я с твоей матерью поговорю?