Великолепные руины - Джесс Уолтер

Что-то в этом пацане было завораживающее. Если бы не он, Пат бы обязательно цыпочку в короткой юбочке закадрил. Она сидела за первым столиком, и Пату открывался отличный вид на ее белые трусики. Но он в тот вечер слышал только ржание Джо. Сцена погрузилась во тьму, наступала исповедальная часть шоу, про наркотики и несчастную любовь. Пат исполнил самую известную свою песню, «Лидия», и Джо ужасно растрогался, даже очки снял и утер скупую слезу.

Я тебя не достоин, так всегда говорят,

Мол, это не ты, это я виноват.

Но, Лидия, как я могу тебе лгать

Теперь, когда нету пути назад.

Когда Пат слез со сцены, пацан уже чуть из штанов от восторга не выпрыгивал. Типа, он такого вжизни не видал, прикольно, без художественного свиста, с мозгами. И музыка с текстом круто вместе катят. А «Лидия» – ваще атпад!

Ясное дело, Джо тут же вспомнил про девушку, по которой он давно сох, и конечно, его понесло толкать Пату душещипательную телегу о великой любви. Пат слушал вполуха. Эти телята все одинаковые, сначала ржут, а потом ревут белугой над песней «Лидия». Вот вроде написал он жесткий стеб про «сопли в шоколаде» («Как я жил, пока не увидел твои карие глаза?»), а они прямо реально переживают.

Джо сразу запел, что Пату надо в Лондон. В полночь это был просто треп, вчас Пату стало интересно, к двум он почти поверил Джо. В полпятого утра они вместе раскурились (траву принес Джо) и переслушали все старые альбомы «Молчунов» («Вот это круть! Че ж я раньше-то тебя не видел?!»). И план сложился сам собой. К черту все напряги с деньгами, телками и карьерой! Пат едет в Англию.

Джо сказал, надо двигать в Лондон и Эдинбург, там поржать любят, и музон им понравится. Клубов полно, главное, забукать все как надо. Агенты и телевизионщики в этих клубах кишмя кишат, его сто пудов заметят. В Портленде было пять утра, в Эдинбурге час ночи, и Джо пошел на улицу звонить. Вернулся довольный как слон: устроитель фестиваля в Эдинбурге вспомнил «Молчунов» и обещал втиснуть Пата в программу Типа, там отказался кто-то и не приедет. Все детали они перетерли. Пату надо только нарисоваться в Эдинбурге, а дальше уже по ходу Джо сам сориентируется: поселит, жрачку и транспорт обеспечит. Лабать надо шесть недель, и за это еще бабла отвалят. А там, глядишь, и еще чего наклюнется. Они ударили по рукам, похлопали друг друга по спине, а поутру Пат уже звонил своим ученикам и отменял занятия на месяц вперед. Лет двадцать Пат такого подъема не ощущал. Гастроли! Старые фанаты его теперь слушать не хотели. Им покоя не давало, что Пат жив. Всем рок-легендам полагается честно склеить ласты в конце творческого пути, а он живехонек, да еще и публику веселит дурацкими монологами. Живые сморчки-фронтмены вызывают подозрение. Значит, ни хера они не зашибали и не ширялись, так, дурили народ только, а сами потихоньку вели здоровый образ жизни. Пат даже песню про это написал («Ничего, что я живой?»), но в программу она как-то не вписывалась, и он ни разу ее не исполнил.

Хорошо все-таки, что он коньки не отбросил. Вот он, его второй шанс… отметиться. Пат писал тем немногим друзьям, у которых еще можно было разжиться деньгами («Обалденный шанс… я столько этого ждал…»), а внутренний голос твердил: «Тебе сорок пять, а ты скачешь, задрав хвост, навстречу славе в Европу».

Обычно подсознание разговаривало с ним голосом матери, Ди. В юности она была актрисой, что-то там у нее не склеилось, и она изо всех сил его убеждала не раскатывать особенно губы. Она, мол, раскатала, и что из этого вышло? Пат создавал группу, разгонял группу, выпирал из группы музыкантов, переезжал в Нью-Йорк, уезжал из Нью-Йорка, и каждый раз Ди говорила: «Это нужно для дела… или тебе просто так хочется?»

«Глупый вопрос, – как-то ответил он. – Все на свете просто так. Вот и ты меня тоже просто так спросила».

Но сейчас он слышал не Ди, а Лидию. В последний раз они виделись уже после того, как окончательно разбежались. Он пришел к ней, извинился, вернул ее побрякушки. Пат клялся тогда, что впервые в жизни видит все так ясно, что он слез с наркоты и к бухлу почти не притрагивается. И вообще не притронется, если только она примет его обратно.

Лидия была офигенной, не то что все другие девчонки. Умная, смешная и застенчивая. И красивая, и не в курсе, что красивая, а это важно. Выглядела она потрясно и нос не задирала. Все женщины похожи на подарки: обертка красивая, развернешь – а там фигня. С Лидией все наоборот. Снаружи мешковатые платья и дурацкая кепка. А внутри бриллиант! В тот вечер Пат снял с нее эту кепку и заглянул в глаза.

– Зая, – нежно сказал он, – на хера мне музыка, бухло и наркота? Мне ты нужна! Я все брошу, только вернись.

У Лидии глаза заблестели от слез. Она забрала у него кепку и ответила:

– Ну ты даешь, Пат! Так обычно сектанты с богом торгуются.

У Джо в Лондоне был приятель, чувак по имени Куртис, здоровенный лысый хип-хопер. Пат с Джо вписались на квартире этого Куртиса и его девчонки, бледной моли по имени Уми. Пат в Лондоне раньше никогда не был. Он и в Европе-то был лишь однажды, поехал еще в школе по обмену, и то потому, что мать хотела показать ему Италию. До Италии он так и не добрался: в Берлине подцепил какую-то телку, их приняли с коксом, и его отправили домой за нарушение всех и всяческих правил. Потом еще была надежда поехать с «Молчунами» на гастроли в Японию. Это у них такая шутка была с Бенни, типа, «живыми легендами» становятся только те, кто играл в Японии. Но не срослось. И сейчас Пату впервые в жизни предстояло выступать на другом континенте.

– Так ты из Портленда, – сказала ему Уми. – Вроде группа «Декабристы» тоже оттуда?

В девяностых, когда Пат говорил в Нью-Йорке, что он из Сиэтла, все сразу вспоминали «Нирвану» или «Перл джем». Пат скрипел зубами и притворялся, будто он в тусовке, хотя сопляков этих терпеть не мог. Теперь и с Портлендом, младшим братом Сиэтла, та же история.

План был такой: в Лондоне Пат должен был выступить в подвальном клубе «Труппа» – Куртис там работал вышибалой. Но Джо решил, что начинать надо с Эдинбурга, обкатать шоу и тогда уж двигать на Лондон. Пат укоротил программу. Получился смешной монолог минут на тридцать, перемежаемый шестью песнями. («Всем привет! Меня зовут Пат Бендер. Если мое лицо вам знакомо, значит, ваши друзья тоже хипстеры с утонченным вкусом. Ну вот, вы это говно слушали, а я его пел. Второй вариант: мы трахались после концерта в туалете. В любом случае, простите, что я так внезапно исчез».)

Пат провел квартирник для Джо и его друзей. Депрессняк из программы он решил исключить, и песню «Лидия» тоже, но Джо сказал, «Лидию» надо петь обязательно. Типа, это такая эмоциональная кульминация, усек? Поэтому на квартирнике Пат ее исполнил, и Джо опять утирал слезы. Тут и Уми преисполнилась энтузиазма. Даже молчаливый Куртис признал, что шоу «сойдет».

В лондонской квартире все трубы были наружу, ковер прогнил и вонял. Пат с Джо жили там целую неделю, и Пат совсем очумел от бардака. Вот Джо не парился: они с Куртисом целыми днями сидели в гостиной в грязных семейных трусах и курили шмаль. Джо, как выяснилось, слегка приврал, когда сказал, будто он менеджер. В основном пацан либо болтался без дела, либо приторговывал дурью. В квартиру приходили незнакомые люди и покупали наркоту. Разница в возрасте быстро дала о себе знать: Пата как-то напрягала их музыка, растянутые треники, сон до полудня и ненависть к личной гигиене.