Проделки Джинна - Андрей Саломатов

Проснулся и Молососов. Продрав глаза, хозяин дома оглядел сержанта с ног до головы и хрипло спросил:

— А ты кто таков будешь?

Глядя на опухшую, синюшную рожу Молососова, Тимохин вдруг истерично захохотал.

— Чего ты ржешь? — недружелюбно спросил хозяин дома и наморщил лоб. А–а–а, да, — вспомнил Молососов. — Ты мент. — Он вышел из комнаты и через несколько минут вернулся с тремя бутылками водки. — Ладно, садись, похмелимся, — предложил он Тимохину.

Как не противно было сержанту обнаружить себя в компании алкоголиков, но от водки он не отказался. Слишком сильно болела голова.

После ста граммов Тимохин почувствовал себя значительно лучше и поспешил этим воспользоваться.

— Кондрат Михайлович, а кто такой Иванов Петр Иванович? Я не уеду отсюда, пока не узнаю. Где он живет? И где его сад? — Тимохин перевел дух и посмотрел в окно. Только сейчас он заметил, что на улице начало темнеть.

— Кокаиновый сад–то? — мрачно спросил Молососов, разливая водку по стаканам.

— Да–да, — обрадовался сержант.

— Не знаю, — намеренно равнодушно ответил Молососов. — Я в ботанике не разбираюсь. Сажал он здесь где–то какие–то деревья, а какие — бог его знает. Да и ночь на дворе. Оставайся, завтра поутру вместе поищем. — Хозяин дома опорожнил стакан и тяжело посмотрел на Тимохина. — Меня эти дела не касаются. Я — честный русский пьяница. Все пьют, и я пью. Все бросят, и я… может быть… — Молососов пожевал вчерашнюю засохшую корку и отвел взгляд. — Я его и не знаю толком–то. Так, ошивался здесь, говорил что–то умное: мол, первый в мире кокаиновый сад, дембелевскую премию дадут. Ну, попили мы с ним немного, а вот третьего дня исчез куда–то. Больше я его и не видел. Вот те крест. — Молососов собрал пальцы левой руки в щепотку и криво перекрестился.

— Погодите, Кондрат Михайлович, — попросил Тимохин. — Сейчас я только протокол составлю, и все будет путем. — Сержант покопался в карманах, достал оттуда много всякой карманной мелочи и швырнул все на пол.

— Да ты выпей вначале, — посоветовал хозяин дома.

— Ага, — Тимохин взял ближайший к нему стакан, заглянул в него и, стльно запрокинув голову, выпил.

Некоторое время сержант сидел тихо. Он мучительно боролся с пролившейся в него водкой, и когда внутри у него все пришло в равновесие, Тимохин громко спросил:

— А топор у тебя есть?

— Зачем? — удивился Молососов.

— Коку вырубать будем, — прошипел сержант. — Ты знаешь, какая она вредная, стерва? Человеку запросто может жизнь сгубить. Что водка? Я вот выпил малешко и ничего, не отравлен, не сгублен, веселый и при исполнении служебных обязанностей. И выполню их! — Тимохин все более повышал голос, порывался встать, но тот же самый стул крепко держал его за штаны.

— Топор–то в сенях, да ты погоди до утра, — ответил Молососов. Он взял пустую бутылку, внимательно осмотрел её и громко крикнул: — Семен! Спишь что ли, черт мохнатый?

— Я… не–е.., — промычал один из маляров.

— Водка кончилась, — сказал хозяин дома. — Давай, дуй к Меленьтьехе за самогонкой. Да посуду прихвати. Обменяешь одну на одну. — Молососов пошарил в карманах, достал оттуда грязный комок, в котором с трудом можно было узнать деньги, и швырнул на стол. — Как тебя зовут–то? — снова обратился он к Тимохину.

— Мишей, — сумрачно глядя в прокуренное пространство, ответил сержант.

— Ну, Михрютка, Мишатка, мент ты мой изумрудовый, никуда твоя кока от тебя не денется, — весело проговорил Молососов, и эти слова почему–то особенно возмутили Тимохина. Он вдруг решительно встал, и сильно раскачиваясь, вышел из комнаты.

Какое–то время из сеней доносился шум падающих предметов, затем в комнату вновь ввалился Тимохин, но уже с топором.

— Я п–пошел, — с трудом выговорил он. — Надо. — Сказав это, сержант исчез в темном дверном проеме.

На улице давно уже была ночь, и всего лишь в одном доме, где–то на другом конце деревни, горел свет. Тимохин выбрался на размокшую дорогу, прошел метров сто и остановился. В кромешной тьме, за густыми зарослями то ли сирени, то ли коки стоял покосившийся дом. Зловеще булькая горлом, сержант вошел в сад и остановился у самой калитки, под раскидистым неизвестным кустом.

Ну, держись, падла! — тихо, но очень страшно проговорил Тимохин. Размахнувшись, он со всей силы ухнул топором под самый корень куста. Затем, ещё и ещё раз, пока наконец пышное растение не рухнуло сержанту под ноги.

— Ага! — радостно завопил Тимохин. — Я тебе дам дембелевскую премию! Я тебе дам первый в мире уральский кокаиновый сад!

Тимохин срубил второй куст и третий. Затем, в три удара он положил на землю какое–то деревце и, окрыленный победой, пошел косить все, что торчало из земли и напоминало зловредную иноземельную коку.

Разделавшись с садом, Тимохин пробил в ограде небольшую брешь и перешел на территорию следующего хозяйства. Когда на землю упало второе деревце, из дома выскочила маленькая старушка и завопила:

— Батюшки! Что же это ты, ирод окаянный, делаешь?!

— Конфискую! — закричал Тимохин. — Все под корень конфискую!

Он срубил ещё одно дерево и под вопли перепуганной хозяйки сада принялся за следующее. А старушка выскочила на дорогу и с криком: «Спасите, люди добрые!» бросилась в сторону шоссейной дороги.

Когда Тимохин покончил с шестым или седьмым по счету садом, на деревенской улице остановились Жигули. Из него выскочили два молодых человека и старушка. Хозяйка уничтоженного сада все время что–то кричала и уже невозможно было разобрать, о чем она кричит, так велико было её возмущение. А молодые люди осветили фонариком работающего Тимохина и ужаснулись. Ослепленный светом, на них не мигая смотрел страшного вида человек с топором в руках. Казалось, что он только что выбрался из земли. Глаза его горели сумасшедшим огнем, грудь вздымалась и опускалась как машинный механизм, а из глотки с хрипом вырывалось одно и то же слово, выкрикиваемое на разные лады:

— Кока! Ко–ока! Ко–о–ка!

— Слышь, мужик, ты успокойся, — неуверенно сказал один из молодых людей. — Ну чего ты сады вырубаешь?

— И охота тебе ночью топором махать? — поддержал его второй.

— Конфискую! — закричал Тимохин. Но тут он почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Сержант мгновенно ослаб, ему стало зябко и неуютно посреди уничтоженного сада. Тимохин вытер испачканный в земле рот тыльной стороной ладони, плюнул в сторону автомобиля и пророкотал: — Уйди, а то я тебе дам кокаиновый сад!

Сказав это, сержант с топором наперевес двинулся на молодых людей, и те охотно уступили ему дорогу.

В дом к Молососову Тимохин вернулся, когда все уже спали. Дверь оказалась открытой, а на столе, среди лохматых малярских голов и грязных тарелок стояли три непочатые, заткнутые газетными дулями, бутылки с мутным самогоном.