Наполеон и Гитлер - Десмонд Сьюард

В их числе оказались генерал фон Шлейхер вместе с женой и Густав фон Кар, подавивший путч 1923 года. Мир с ужасом взирал на происшедшее, однако многие одновременно Чувствовали иллюзорное облегчение, считая что нацистская «революция» наконец-то закончилась — так же, как многие французы радовались аресту и казни якобинских террористов после заговора, кончившегося взрывом адской Машины в декабре 1800 года.

Меньше чем через два месяца после так называемого путча Рема скончался Гинденбург. Воспользовавшись ранее достигнутой договоренностью с армейской верхушкой, Гитлер стал теперь главой государства и Верховным главнокомандующим вооруженными силами. Он принял титул фюрера и рейхсканцлера, а должность президента была упразднена. Этого Гитлеру показалось мало, и все военнослужащие должны были принять присягу на верность лично ему.[21]

Значение этой присяги, как правило, преуменьшается. Необходимо принять во внимание особые традиции, существовавшие в довоенной лютеранской Германии. Лютер уничтожил епископат; вместо этого во главе церкви встал монарх, который приобрел особую ауру, а клятва на верность ему, будучи освященной авторитетом церкви, приобрела теперь полусакраментальный характер, особенно среди армейских офицеров. Даже в католических Баварии и Австрии офицерская клятва на верность воспринималась очень серьезно. Именно это, а не только монархическая ностальгия, заставило немецких офицеров испытать такую душевную боль, когда кайзер и принцы отреклись от престола и престолонаследия в 1918 году. Пожизненная присяга главе государства казалась вполне разумной, заполняя собой определенный вакуум. Офицеры лютеранского вероисповедания отнеслись к ней с воодушевлением, а большинство пруссаков исповедовало лютеранскую религию. Генерал фон Рундштедт не пропускал ни единой воскресной службы. Эта присяга значительно затрудняла действия тех, кто попытался бы поднять армию против фюрера.

Новый статус Гитлера был подтвержден и плебисцитом. Такой же плебисцит подтвердил в свое время притязания Бонапарта на пожизненное консульство.

В своих «Застольных разговорах» фюрер осуждал Бонапарта, за то что он превратился в монарха: «Это была одна из величайших ошибок Наполеона и в то же время доказательство его дурного вкуса отказ от титула Первого консула, чтобы называться императором... Он предал якобинцев, своих бывших товарищей по борьбе, и лишился их поддержки. Одним махом оттолкнул от себя своих бесчисленных сторонников как дома, так и за рубежом, видевших в нем воплощение духовного возрождения, спутника Французской революции. Чтобы лучше понять воздействие этого своевольного шага, достаточно вообразить удивление населения Мюнхена и всего остального мира, если меня вдруг провезут по улицам в позолоченной карете. В любом случае Наполеон не выиграл ничего, совершив эту ошибку, потому что старые монархии не преминули выразить свое презрение к самонадеянному выскочке».

Он цитировал Бетховена, который изменил свое решение посвятить героическую симфонию Наполеону, узнав о провозглашении его императором и воскликнув: «Он не тот необычный человек, за которого я его принимал, он всего лишь человек!». Гитлер критиковал императора и за возвышение своих братьев и сестер: «Такое нелогичное поведение можно объяснить только сильным чувством привязанности к семье, особенно развитым у корсиканцев, похожим, на чувство клановости у шотландцев».

Тем не менее Гитлер сам был своеобразным монархом, и для национал-социалистского государства титул фюрера подходил больше всего. Среди прочего, как считал Гитлер, этот титул указывал, что глава государства избран германским народом. Он именовал концепцию вождя, избираемого народом, «германской демократией» — в отличие от парламентарной демократии. В главных своих чертах принцип фюрерства мало чем отличался от наполеоновской концепции «народного короля». Для самого Гитлера он имел еще и то значение, что заставлял его ощущать некое родство с выборными кайзерами средневекового рейха, которые являлись как бы его предшественниками.

Как и император, Гитлер пристальное внимание уделял религиям, видя в них как источник поддержки, так и потенциальное средоточие оппозиции. Протестантов он до некоторой степени держал под контролем, учредив лютеранскую «церковь рейха» и назначив «рейхсепископа», который вместе со своими пасторами принес присягу на верность фюреру. В рейхсепископы фюрер выбрал податливого Людвига Мюллера, одновременно сожалея о том, что сам не может занять этот пост. В противном случае через него, Гитлера, «евангелическая протестантская церковь могла бы стать официальной государственной церковью, как в Англии». Несмотря на героический пример таких отважных священнослужителей, как пасторы Бонхоффер и Нимёллер, лютеранская церковь по своей сущности и традиции была плохо приспособлена к противостоянию национал-социалистскому государству.

Католицизм представлял в этом отношении гораздо большую проблему. В 1937 году папа Пий XI выпустил энциклику «С пламенным сердцем», составленную на немецком языке, а не на латинском, как обычно. Ее автором почти наверняка был кардинал Пачелли, бывший нунций в Германии. Эта энциклика сразу заняла достойное место в ряду самых суровых обличений националистического режима, какие когда-либо исходили из Ватикана. В ней полностью отвергалась расовая теория крови и почвы, а Гитлер подвергался суровой критике за «покушения на удел, достойный лишь бога... Он поставил себя на один уровень с Христом». Энциклика объявляла Гитлера «сумасшедшим пророком, одержимым отвратительным высокомерием». Фюрер, разумеется, был сильно разгневан, но у него хватило выдержки и ума не начать полномасштабное преследование католиков.

В личной жизни человек, чьим домом одно время была ночлежка для бродяг, с невероятной легкостью привык к роскоши, став при этом, как Наполеон, полностью зависимым от прислуги. Он теперь был не в состоянии обойтись, например, без слуги, который помогал ему одеваться. «Буржуазный комфорт» — вот определение, которое больше подходит к описанию стиля жизни Гитлера, чем «роскошь», поскольку пирожные и торты со сливочным кремом были единственной его страстью, которой он предавался без всяких ограничений. Но он не пил и не курил, употреблял овощные супы и котлеты из орехов. Его отношения с обслуживающим персоналом были довольно своеобразными. Неважно с кем он имел дело, будь то слуги, родители, повара, секретари, врачи или адъютанты, — в любом случае они как бы заменяли ему членов семьи. Старшие офицеры вермахта, Выпячивавшие свое аристократическое происхождение, относились к этому антуражу с высокомерным презрением.

От его приятеля Ханфштенгля нам достался список книг из библиотеки фюрера, среди которых, разумеется, были «Публикации о войне» Людендорфа, «Историй первой мировой войны Штегеманна, «История Германии» Трайчке, «Жизнь Вагнера» Хьюстона Стюарта Чемберлена, «История Фридриха Великого» Куглера и, конечно же, «О войне» Клаузевица. В этом списке находилась также книга Свена Хедина «Воспоминания о войне», детективные романы и вестерны, даже труды по эротическому искусству. Он наслаждался чтением «Дон Кихота» («самая блестящая в мире пародия на общество, находящееся в стадии исчезновения») и полагал, что в «Робинзоне Крузо» герой книги символизирует собой историю всего человечества. По мнению Гитлера, в «Путешествии Гулливера» Содержится идея огромной значимости, так же как и в «Хижине дяди Тома». Судя по всему, Гитлер