Суси-нуар. Занимательное муракамиедение - Дмитрий Коваленин

Ступай, куда советует Прикладной Дзэн: «из двух решений всегда выбирай самое третье».

Юмиёси (Мидори, библиотекарша в «Конце Света») – это уже третий мир. Новая реальность и – для твоей сегодняшней ситуации – подлинная жизнь.

Только не забывай, что «нирвана» означает «смерть Будды». Как и наоборот.

А теперь попробуй проследить, где же происходит главный контакт и в какой именно сцене твой Боку наконец «соединяется со внутренним собой».

Видимо, это должна быть какая-то генеральная сцена с Крысой. Чтоб «аж до дрожи в сердце». Нечто судьбоносное, примерно как в «Овцах»: «Ты уже умер? – Ага, я уже умер». И полный катарсис с душою в пятках.

Все-таки нелегкое это дело – встречаться с самим собой. То собственной тенью поплатишься, то еще чем-нибудь. Беднягу Малковича вон как измочалило. Я уж про Тайлера с Нео не говорю…[31] Только одного не могу понять: неужели японист Аркадий Стругацкий прочел-таки «Овец» в оригинале перед тем, как засесть за «Погибшего альпиниста»? По времени вроде сходится… Впрочем, это я так, из праздного любопытства. Можешь не искать.

* * *

Так вот представь.

Был у тебя школьный приятель. Спортивный, стильный, обаятельный – все девчонки в классе заглядывались. Так и стал актером. Знаменитость, итальянское авто, жилье в престижном районе и прочие ананасы в шампанском. Но настоящие его желания – очень простые и приземленные. Встречаешь его через двадцать лет, а он тебе: мне бы, например, любовь. Душевный покой. Крепкую семью. Жизнь простую и искреннюю. Только все это недоступно, пока я живу такой жизнью! То ли дело ты, – вздыхает он. – Тебе я всегда завидовал. Парню, который сохраняет свое «я» при любых обстоятельствах.

Да, сочувствуешь ты. Даже не знаю, что и сказать…

Но постой. А разве ты сам не нуждаешься в том же самом? Или, может, тебе это все доступно, «пока ты живешь такой жизнью»?

Да вы же, ребята, похожи как две капли воды! Тебе осталось потерять только себя самого. А он не может вернуться к самому себе. Тот же слон, только внутри удава.

«Социальный» Готанда и «оторванный» Боку – одно лицо, отраженное в зеркале. Все это – ты. Только зеркало старенькое, кривое, и голова у отражения не совсем удачно сходится с телом. «Мы лишь эмпирически верим, что отраженный в зеркале образ соответствует оригиналу. Будь осторожнее», – скажет тебе Крита в «Хрониках Заводной Птицы». Но это будет много позже, а пока ты над этим не задумываешься. И когда Юки сообщает тебе, что это он, Готанда, Кики убил, – у тебя просто земля из-под ног уходит. Ты хочешь позвонить Готанде, немедленно услышать, что это неправда, – и не можешь заставить себя набрать номер. И вдруг замечаешь: ты бесконечно один. Хочешь за что-нибудь ухватиться, но ничего подходящего не находишь. Темнота становится белой, а звуки проваливаются в пустоту: да, Готанда – это ты сам. Теряя его, ты теряешь часть себя. Не хочешь терять – и потому не звонишь.

Тогда он сам приходит к тебе. Тоже ведь мучается, небось, на том конце провода. И вот вы беседуете. А ты продолжаешь думать о Кики. И вдруг непонятно откуда из тебя вырывается:

– Зачем ты убил Кики?

Он улыбается. Очень спокойной улыбкой.

– Я – убил – Кики? – переспрашивает медленно, словно бритвой затачивая карандаш.

– Шутка, – говоришь ты, улыбаясь в ответ. – Я просто так спросил… Почему-то спросить захотелось.

Детский сад, в общем. То есть буквально. Так спрашивают дети, растерявшись от страха. Даже не узнав, убивал или нет, – сразу «зачем». С дрожью в сердце. Именно благодаря этой детской дрожи в сердце, этой ребячьей растерянности, тебя осеняет: твоя половинка – убийца. Убийца всего, что может тебя исцелить, а значит, и твой. Все это – ты сам. Готанда-в-Тебе – вот что никак не выльется из тебя слезами, и вот о чем плачут все, кому ты был дорог.

Ибо ты у нас, батенька, главный убивец и есть.

Но лишь когда ты поймешь это сам, твой Свидригайлов в овечьей шкуре подключит тебя ко внешнему миру – и наложит на себя руки, навсегда исчезнув со страниц твоей перепачканной, но еще, надеюсь, не совсем безнадежной истории.

Так что ты делал вчера вечером с пяти до одиннадцати?

* * *

Что происходит? Почему не пишешь? Боишься?

Не дрейфь. Для таких, как мы с тобой, чтоб было не страшно, недавно изготовили очередную таблетку – кино «Файт-клаб». Извини, что по-английски, – я принципиально не согласен с переводом «Бойцовский клуб». Все-таки бойцы – это люди, которые следуют неким правилам боя. Я уж о «гамбургском счете» не говорю. Главная же идея «таблетки» – просто дать самому себе по зубам по дороге от остановки трамвая (автобуса, электрички) домой. Простая драка до первой крови. Казалось бы. No rules[33].

Помнишь, был у нас с тобой приятель-однокашник. Переводил средневековые японские стихи, слушал «Duran Duran» и занимался карате. Общительный такой пацан, весь в девочках, накачанный и одевался стильно. А в конце 80-х эмигрировал в Штаты и основал фирму под названием «The Draka Corporations». Устраивал драки без правил в пригородных клубах где ни попадя. Поначалу даже зарабатывал. Сколько на этом протянул-то – года два-три?

Так вот, никогда не забуду ту странную перемену между лекциями – в закутке между буфетом и туалетом, где мы все курили. Он тогда был на пятом курсе, я на четвертом. Минуты три он рассказывал мне, что ему не нравится в его жизни.

– Так чего ж ты сам хочешь? – спросил я его наконец. Он долго смотрел на меня. А потом с ангельской улыбкой ни с того ни с сего оторвал ногу от бетонного пола – и выписал мне профессиональное «маваси-гэри» в солнечное сплетение.

– Зачем?.. – только и выдохнул я секунд через двадцать. Все это время он пристально меня разглядывал.

– Откуда я знаю? – затянулся он напоследок, помог мне встать, выкинул бычок мимо урны и ушел на лекцию по философии.