Как опасно быть женой - Дебра Кент

– Джулия, Джулия, Джулия. Что же нам с тобой делать? – Она бросает взгляд на часы, изящный золотой “Таймекс”, подарок отца на шестнадцатилетие. – Время еще есть. Прошвырнемся по антикварному центру. Перестань, Джулия, не делай такое лицо. Будет весело!

Через девятнадцать минут мы распахиваем двери кембриджского антикварного центра: четыре этажа старинного патологически дорогого барахла и специфический запах плесени, нафталина и вещей давно умерших людей. Голые резиновые пупсы, безвкусные украшения с фальшивыми драгоценностями, потертые игрушки, платья со стеклярусом для плоскогрудых эмансипе, ржавые садовые инструменты. В одном из магазинчиков продаются исключительно чучела енотов и опоссумов с глазками-бусинами, в различных позах, на лакированных сосновых подставках. В другом – изящные статуэтки, произведенные в оккупированной Японии. Есть магазинчик домашней утвари сороковых годов: хлопчатобумажные фартуки в вишенку, металлические шкафчики, держатели для веревки в форме кошачьих голов.

– Вот! Победа! – Энни обеими руками, как трофей, хватает банку для печенья. – Сегодня твой счастливый день, Джулия Флэнеган. Это настоящее сокровище, стоит раза в три дороже, чем они просят, точно-точно.

– Правда?

Банка – бладхаунд с откляченным задом. Хвост – ручка крышки. Страшненький, но всегда ведь приятно урвать что-нибудь по дешевке. К тому же Энни так радуется находке, что я не смею ее огорчить и покупаю банку.

Пока Майкл играет в “Таверне поросенка”, я, уложив детей спать, залезаю в Интернет и регистрируюсь на “и-бэй”. Главная страница ошарашивает меня мириадами предложений. Я могу делать ставки (начиная с цента) абсолютно на все – от кожаных рюкзаков и мотороллеров до таймшеров на Коста-дель-Соль. А могу побороться за целый гардероб почти не ношенных вещей для всех членов семьи. Я ради интереса вбиваю в строку поиска слово “почка” и с облегчением вижу, что торговля органами здесь запрещена, так же как детьми, животными и нацистскими реликвиями.

Тут легко можно зависнуть часов на шесть, не меньше, но я твердо придерживаюсь своей цели и регистрируюсь под именем Божественная_Д. Потом набираю “антикварные банки для печенья” и жду. В ответ вываливается триста шестьдесят три лота, целых девятнадцать страниц. И тут я понимаю, что уже тринадцать минут не думала об Эване Делани.

Просматриваю предложения. Вот и она, улыбающаяся свинья моей матери, только подлинная. В данный момент за нее просят тридцать четыре доллара. Я принимаю цену, ввожу свое предложение – пятьдесят пять – и смотрю на экран. Обновляю страницу. Банка стоит уже пятьдесят семь пятьдесят. Меня обошел некто по имени Свинколюб. Черт побери! Я делаю новую ставку и бью по кнопке. Теперь лидирую я. Три минуты до окончания торгов. Я обновляю страницу. Свинколюб опять меня обскакал. Чтоб ему провалиться. Я ввожу следующее предложение: девяносто девять семьдесят пять, но не нажимаю кнопку “заявка”, а жду и слежу за временем. Две минуты. Одна. Сорок секунд. Двадцать. Размещаю. Победа! Господи, да я вся вспотела. Интересно, на бегах так же?

Девятнадцать минут без мыслей об Эване.

Уже почти два часа ночи. Перед моими глазами керамический крокодил. Продавец, “Чердачок дядюшки Альберта”, описывает его как “подлинную редкость, необходимую любому серьезному собирателю”. Я увеличиваю фотографию в два раза. В когтистых лапах крокодил держит тусклую желтую табличку: “съешь мои печеньки”. Рот его распахнут, не грозно, а так, словно ему дурно. Квадратный нос, большие ноздри, длинные ресницы. Больше похож на таракана. Если верить “Полному перечню антикварных банок для печенья”, Крока выпустила лос-анджелесская фирма “Мэндис Ориджиналз”, которая производила “фантазийные” банки для печенья с 1947-го по 1969-й. Потом сын Мэнди Мильштейна взял семейный бизнес в свои руки и стремительно его уничтожил. Банка не получила ни одного предложения. Я внимательно рассматриваю крокодила. У него страдальческая, загнанная, очумелая физиономия. Ладно, предложим пять долларов. Я единственный претендент. Через десять минут аукцион закончен; Крок – мой. На мгновение меня охватывают угрызения совести, но я напоминаю себе, что я теперь коллекционер, а эта кошмарная банка – подлинная редкость, необходимая любому серьезному собирателю.

Я намереваюсь выключить компьютер, но тут тренькает электронная почта: новое сообщение. Сейчас три ночи. Это спам, говорю я себе, очередной призыв “РАСКВИТАТЬСЯ С ДОЛГАМИ ПРЯМО СЕЙЧАС!”, “ВЗГЛЯНУТЬ НА ЮНЫХ ЛАСКОВЫХ КОШЕЧЕК!”, “ПОЛУЧИТЬ КРЕДИТ СЕГОДНЯ ЖЕ!” или “ИСПЫТАТЬ НАШ ГАРАНТИРОВАННЫЙ УДЛИНИТЕЛЬ ПЕНИСА!” Я робко заглядываю в почтовый ящик. Письмо от Эвана. Очень медленно, томясь в предвкушении, дважды щелкаю мышью на его имени и затаиваю дыхание.

Ты говорила, что твой Джейк увлекается мотоциклами. В субботу в городском центре открывается выставка “Звери на дороге”. Думаю, Джейку будет интересно взглянуть на этих красавцев. А я с радостью стану вашим персональным гидом. Если что, я там с полудня. Э.

В субботу Майкл играет в “Казино-баре” – кого-то провожают на пенсию, – а обе мои дочери чудесным образом расходятся на дни рождения. Конечно, я поклялась держаться подальше от Эвана, но это приглашение спокойно могу принять: ведь оно, скорее, для Джейка. В нем нет ничего предосудительного. С Джейком я прежде всего мать. А хорошая мать не гнушается возможностью разумно организовать досуг своего юного сына, пусть даже ценой субботнего времени, обычно отводимого под стирку и уплату счетов.

Я набираю:

Спасибо за приглашение! Мы придем. Дж.

Потом заменяю восклицательный знак точкой, “Дж.” на “Джулия”, а затем и “Джулия Флэнеган” и отсылаю. Все нормально, все хорошо, просто замечательно, никаких проблем. Это ради Джейка, чтобы Джейк развлекся, это прилично.

Я не слышу, как Майкл открывает дверь и подкрадывается ко мне.

– Не можешь заснуть?

– Да. Нет. Не знаю. Наверное, из-за капель от насморка. (Вранье.) Там было написано “не вызывают сонливости”. Вот я и взвинченная.

Он никак не мог видеть сообщение от Эвана, но все во мне костенеет от страха.

Майкл в полусне медленно массирует мне плечи.

– Я и не знал, что ты простудилась. Бедная детка.

Он наклоняется поцеловать меня в губы, но я закрываюсь рукой:

– Ты что, заразишься.

Но Майкл все равно целует.

– Наплевать. – И целует еще, касаясь языком моей нижней губы. – Идем-ка в постель. Я по тебе соскучился. – Он берет меня за руку и нежно тянет в спальню. – Эй. Научишь меня свистеть?

– Извините, я замужем.

– Вот повезло кому-то.

Майкл обнимает меня, но он слишком устал для секса. Засыпая под его тяжелой рукой, я слышу, как в соседней комнате снова тренькает компьютер.

Как собачьи выставки или съезды фанатов “Стар Трека”, выставка мотоциклов – закрытая тусовка, царство экспертов и ярых поклонников, со своими незыблемыми традициями, кумирами и возбужденной атмосферой, граничащей с истерией. И я здесь, конечно, чужая. Последний раз я была в этом центре два года назад на выставке АЛСО, “Американской литературы по сексуальному образованию”, и, затянутая как сосиска в мрачный серый костюм, с восьми утра до шести вечера топталась в тесных черных туфлях около стенда Бентли. Лесли между тем флиртовала с посетителями и позировала для прессы у гигантского пениса, который мы с ней прозвали Фредом по имени ее любовника. Холодный гранитный Фред, залапанный сотнями рук, имел шесть футов от основания до верхушки и восемь с половиной дюймов в диаметре; чтобы установить это чудище, понадобились двое мужчин и вилочный погрузчик.