Смерть умеет улыбаться - Ника Шахова

Однажды дядя поцеловал сестру в щеку, закрылся в кабинете вместе с другом детства и зачудил на всю катушку... Вероятно, сотрясение мозга оказалось не таким легким, как заверяли эскулапы.

Нюся носила друзьям скромную еду - в основном жареную картошку - и жидкий чай.

- Господи, отведи, - шептала она, возвращаясь на кухню с пустым подносом.

- Что там? - допытывалась встревоженная сестра.

- Ходят кругами. И говорят как заведеные, - отвечала Нюся.

- И о чем говорят?

- А бог их знает. Не поняла я. Только сдается, о женщине говорят, об иностранке. Господи, отведи, - шептала Нюся и быстро крестилась.

Через несколько месяцев на московских развалах появился первый роман

Мэй Валлоу, который назывался "Горячее дыхание" . Прошло еще три месяца, и вышел второй бестселлер - "Знаем только мы" . И пошло-поехало: "Ветер с востока" , "Не дай умереть надежде" , "Леди в затруднении" ... Всего двадцать шесть книг.

Бессовестно прикрывшись женским псевдонимом, бывший корректор строчил бесконечные любовные вирши, обильно поливая их приторным сиропом из сентиментальных слез и посыпая ахами и охами. Он оказался неистощим на нежные поцелуйчики под тенью эвкалиптов и признания на берегу Темзы.

Я сказала, дядя строчил вирши? Нет, не так. Они строчились сами собой.

Слова легко складывались в предложения, а предложения в главы. Зачины зачинались, интриги интриговались, кульминации кульминовались, а развязки, понятно, развязывались. И даже положительные мужские образы, с которыми у женщин-романисток так или иначе возникают проблемы, под дядиным пером рождались естественно, как нечто само собой разумеющееся. Думаю, что его читательницам нравилось именно это. Главное - шикарный герой, остальное приложится.

Тем временем друг детства Фабий Моисеевич неистово торговался с издателями, льстил, прогибался, уговаривал... Не знаю что еще... И романы

Мэй Валлоу издавались, допечатывались и переиздавались.

Поначалу семья сходила с ума: как такое может быть? это неприлично!

- Совсем с глузду сдвинулся, - шипела тетя Поля, мать Павлика.

Но потом все смирились. Да и кто бы не смирился? Время постных корректорских щей закончилось, и наступило благостное время сахарных плюшек. Финита.

- Здорово! - восхитилась Натка.

- Здорово, - согласилась я, - А теперь подумай, почему дядя вообще взял псевдоним.

- Вот этого я никогда не понимала, - призналась Натка, -

Женщин-романисток - завались, а мужчин, пишущих любовные романы, я что-то не припомню. Зря он прикинулся женщиной... Читательницы, узнай они правду, сошли бы с ума от восторга: писали бы письма и в два раза быстрее сметали его книги с прилавков. Согласись, каждой интересно понять, знают ли мужчины о любви что-то такое, чего не знают женщины, и наоборот. Лучшего рекламного хода, по-моему, не придумаешь!

- В том и дело! В самую точку попала! Обязательно нашлись бы круглые дуры, которые решили, что умный, тонкий, поэтичный, знающий толк в любви

Генрих Привалов - это именно их вторая половина и ничья больше. Только он поймет, оценит и тэпэ. Они обязательно разыскали бы его, такие чокнутые всегда находят. И что? Вместо красавца с горящими глазами и великодушным сердцем увидели бы немолодого, прямо скажем, и толстого гомика. Хороша реклама, нечего сказать!

Подруга обалдела. На ее месте я сделала бы тоже самое.

- То ли в силу ли своей сексуальной ориентации, то ли в силу каких-то иных причин - не знаю, но дядя чудесно разбирался в женской психологии, иначе его романы не имели бы и четверти того успеха, который они имели. Он знал, что страшнее и мстительнее разочарованной женщины зверя нет, и старался не разочаровывать. Он специально спрятался за таким псевдонимом, чтобы ни у кого, даже у самых чокнутых, не возникло желание искать - во-первых, потому что женщина, таких, ты правильно говоришь, много, а во-вторых, потому что иностранка.

- А журналисты? Неужели не докопались?

- Нет. По взаимной договоренности об этом заботились московские издатели. Правда, здесь, в Озерске, где чокнутых и журналистов меньше на душу населения, скрыть правду о Мэй Валлоу не удалось, дядя сам разболтал, не удержался. Нет, не так, я думаю, он специально разболтал, чтобы получить маленький, но сладкий кусочек славы и уважения. Странным образом все утряслось, даже с журналистами из "Озерских ведомостей" был достигнут, выражаясь простым русским языком, консенсус. И получилось, что озерчане знали дядю как литератора, общественника, заслуженного горожанина, почетного члена городских комиссий, заскорузлого холостяка и пуританина со скверным характером, в Москве - не вообще в Москве, а в определенных столичных кругах - как состоятельного и нежадного гея, а в других московских кругах не знали совсем. Это устраивало всех - и его, и издателей... Ну вот, подруга...

- Как же это...

- Любовь зла, как будто сама не знаешь. Но я о другом, я спрашиваю себя: что за дружба связывала дядю с Андреем? Странная дружба, учитывая...

- А Фаба? Он... тоже?

- Ну, знаешь, с Фабой они ровесники и дружили со школьной скамьи, это другое дело. А вот что касается Андрея... Не могли ли они... Сама понимаешь, не маленькая. Не та ли это любовь, ради которой дядя решился оторвать кусок наследства от родственников? Может, Андрей вьется возле баб, чтобы пустить пыль в глаза.

- Да вроде не па-ахож: видный мужик, но без ужи-имок, - произнесла

Натка, растягивая слова и модулируя голосом.

- А дядя, по-твоему, был па-ахож? - передразнила я, - В повседневной жизни не все геи ведут себя как последние... геи. Вот ты насмешничаешь, а лучше посоветуй, как проверить.

- Загуляй - только красиво, с размахом, - и посмотрим, что будет, - предложила подруга испытанный веками способ. До этого я бы и сама додумалась.

- Легко сказать - загуляй. Думаешь, это легко? С кем загуляй? Не с молокососом же. От него материнским молоком разит. Не могу. С души воротит.

- Женихом я тебя обеспечу. Чем мой Николаша тебе не жених?

Я задохнулась от возмущения:

- Ты, блин, на грубость нарываешься. Второй раз подсовываешь мне своего Николашу. Хочешь от него избавиться - пожалуйста, но, чур, без меня.

Не хватает нам поцапаться из-за мужика.

- Успокойся. Чего расшумелась? Я за Николашу спокойна, за тебя - тем более, ты у нас принципиальная, таких больше не делают. Но ты права, красоту и размах Николаша не обеспечит, - она вздохнула и призадумалась, без воодушевления перебирая варианты. Внезапно в ее глазах вспыхнул желтый огонь. Насколько я знаю Натку, а я ее, смею надеяться, знаю, желтая вспышка означает одно - прячься, кто и куда может. Подруга детства придумала что-то сногсшибательное. Наконец, она пробормотала, - Почему я сразу, балда, не догадалась? И ему будет проще... И мне спокойней... Ну конечно... - Натка дозрела окончательно, - Будет тебе жених получше!