Даже для Зигги слишком дико - Сильвия Симмонс

— Зигги показал пятки, — сказал музыкант Баронесса, силком оттаскивая приятеля от камеры. — Вроде как не желает иметь дела со всем этим.

— Врешь, гад! Зи-и-игги-и-и!!!

Следующим камера взяла Ирвинга.

— Баронесс был многосторонним талантом, человеком Ренессанса в нашу эпоху триумфа посредственности. Он и рисовал чудесно. Вы видели когда-нибудь его картины? Он мне однажды показывал рисунки, сделанные во французском шато во время работы над альбомом «Мадонна с блестящими губами». А какой альбомище! Готов поклясться на белом рояле Джона Леннона, что это величайший в истории сборник песен о любви! Согласно легенде, в этом дворце живет призрак Шопена. И Баронесс рассказывал, как они с ним ночами, попивая бордо, в четыре руки наяривали на клавишах. Поэтому то, что сегодня происходит, нисколько бы не удивило и не шокировало Баронесса. Ничто не может показаться диким человеку, который при жизни с элегантной простотой говорил о смерти и был на дружеской ноге с покойниками. А теперь простите — мне надо идти организовывать воскрешение.

Выскользнув из света юпитеров, по дороге к дому, Ирвинг раздраженно думал: где же сама «мадонна с блестящими губами»? Где ее черт носит в такой важный момент? Он начинал нервничать. А нервничать он не привык.

Ассистентка стояла на веранде и вела телефонные переговоры.

— Не можем найти, — ответила она на его немой вопрос. — Ее сотовый отключен. Келли сумела связаться с экономкой — та говорит, хозяйка ушла из дома уже давно и одетая явно для вечеринки. Выехала два часа назад на лимузине. Какой компании лимузин, экономка не знает. Наши ребята сейчас на телефонах — шарят по водителям. Если кому повезет, тут же поставим вас в известность. Я думаю, у нас в запасе еще четверть часа. От силы — двадцать минут. Сейчас будет выступать Черчилль. Потом ваша очередь. А мистер Нарцисс уже готов, ждет только знака.

Музыка прекратилась, группа ушла со сцены, а к микрофону вышел Черчилль и стал читать свою длинную эпическую поэму под названием «На третий день». Затем на сцену выскочил один из неоготических скелетов, облапил его и восхищенно закричал:

— А ты, оказывается, мужик ничего. Я тащусь! Думал, ты дешевка, а ты гигант!

Одна из утопленниц задрала юбку и показала камере мясистый лобок, задрапированный куском черной ткани. «С тех пор, как Баронесс умер, она носит траур!» — поведала девица многомиллионной телеаудитории.

Затем на сцену, отключив свой сотовый, вышел Ирвинг. Дождавшись тишины, он еще раз коротко ввел гостей в курс предстоящего чуда. И долго распространялся о том, какими они с Баронессом были друзьями. Как горек был их разрыв — следствие «недоразумения». И как сладко было их примирение в швейцарском летнем дворце Баронесса, где они провели вместе чудесную неделю. Увы, буквально через месяц раздался тот «чудовищный, немыслимый телефонный звонок». Конечно, он кинулся в самолет, перелетел через океан, пытался как мог утешить вдову…

(Где эта вдова, черт побери? Куда она запропастилась? Ведь только ради нее он затеял весь этот нелепый спектакль, который ему до одного места! Для того, чтобы быть с ней вместе, чтобы угодить ей, он готов на всё что угодно — даже оживить ее припизднутого Баронесса!)

…мир потерял гения. А он потерял дорогого близкого друга. Но в один прекрасный день до него дошли слухи о человеке из Нового Орлеана, который обладает способностью воскрешать людей. Ирвинг не одну неделю потратил на поиски этого кудесника. И потом уговорил его совершить чудо с Баронессом — только не спрашивайте, сколько на это ушло времени, нервов и денег!

— Вы ведь меня знаете. Если я чего захочу — от меня не отвяжешься! Я своего привык добиваться.

(И лучше всех знает это мадонна с блестящими губами!)

— А теперь, дамы и господа, друзья… добро пожаловать на Возвращение Баронесса!

Свет прожекторов переместился на берег, где Нарцисс разложил на стоящем у ямы столе вещи из своего чемоданчика: коробку спичек, свечу, бутыль с затычкой, мочалку, большой моток бикфордова шнура, широкое кольцо липкой ленты. Было похоже на телешоу, где школьники из подручных средств пытаются соорудить какой-нибудь полезный аппарат.

Гости, переместись отовсюду в огромный ярко освещенный круг на берегу, с интересом наблюдали за происходящим. Одна только Пусси, почти вдрызг пьяная, отстала от толпы: ее высокие каблуки увязли в песке, и она стояла, накренившись назад, размахивая для равновесия руками и матерясь на чем свет стоит.

Заиграл новоорлеанский похоронный оркестр, и под звуки самой трогательной из баронессовых баллад гроб двинулся в сторону океана. Процессией командовал женоподобный смазливый парень с горящей неоновой трубой-жезлом руке. За ним четыре тонких юноши в балетных трико и цилиндрах несли гроб, обложенный зеркальцами, которые поблескивали как на шаре в дискотеке. За гробом шествовал накрашенный мужчина в женском парике и платье. В руках он нес серебряный поднос. На подносе — зеркало на серебряной ручке, бутылка шампанского, высокий бокал и пачка сигарет.

Возле ямы процессия остановилась. Юноши в цилиндрах осторожно опустили гроб в яму и отошли. Мужчина в женском платье поставил поднос на песок возле «могилы», драматически затряс головой и вытер невидимым платочком невидимые слезы. Прыщавая толстушка, победительница конкурса, шагнула на нервной почве вперед, сжимая в руке прозрачную коробку с платиновым диском. Ее схватили за шиворот и вернули на место: еще не время!

Оркестр играл, нагнетая напряжение. И вдруг музыка стихла.

Повисла мучительная тишина. Раздавался только плеск волн.

Все глаза, расширенные любопытством и ужасом, были устремлены на темнокожего колдуна.

Нарцисс не спеша подошел к яме, нагнулся и привязал к ручке гроба конец огнепроводного шнура. После этого он медленно двинулся к столу, по дороге разматывая моток. Тем концом шнура, что был в его руках, он несколько раз обвил свечу, а свечу приклеил липкой лентой к столешнице. Затем полил мочалку жидкостью из бутыли. Бутыль оставил на столе, а с мочалкой направился к яме. Там он вознес мочалку над гробом и шесть раз надавил на нее. Сделал паузу — и снова шесть раз помял мочалку, окропляя гроб последними каплями.

Из темноты в круг яркого света неожиданно ворвалась молодая женщина. Статная, высокая, с грустными глазами и влажно блестящими губами. Явно на грани истерики, она подбежала к яме и сунула в руки Нарцисса меховое пальто.

— Ему будет холодно, — срывающимся голосом крикнула она. — Он не любит мерзнуть!

И унеслась в темноту.

Никто не провожал ее глазами — всё внимание опять сосредоточилось на Нарциссе.

Только Ирвинг, все еще стоящий на сцене, вне освещенного пространства, выкрикнул ее имя. Но микрофон был отключен, и она его не услышала. Ирвинг сбежал по ступенькам со сцены и поспешил за удаляющейся черной фигурой.

Нарцисс, и бровью не поведя, уронил дорогое пальто на песок, и волны принялись лениво лизать его рукав.