Прожорливое время - Эндрю Джеймс Хартли

Петерсон пожал руку Тейлору и сказал:

— Кажется, мы встречались в Чикаго.

— Ты был в «Дрейке»? — удивился Томас. — Почему не подошел ко мне?

— Я понятия не имел, что ты там, — пожал плечами Тейлор. — Мы с тобой как-то разошлись.

— Тоже верно, — признал Томас, поднимая кружку. — За встречу!

Они чокнулись и выпили.

Чад наблюдал за ними с язвительным выражением. Джулия тоже не скрывала интереса. Перехватив ее взгляд, Найт улыбнулся и, вдруг поймав себя на том, что крутит на пальце обручальное кольцо, сплел руки. Когда Томас поднял взгляд, Джулия уже повернулась к Петерсону.

Тот с жаром говорил, подавшись к Тейлору:

— Очевидно, вы считаете, что цель пьесы в том, чтобы о чем-то рассказывать. — Его тон свидетельствовал о том, что ничего более глупого нельзя было придумать. — Видите в персонаже характер, а не дискурсивный нексус, порожденный энергией класса и языка…

Томас открыл было рот, собираясь что-то сказать, затем передумал и вместо этого хлебнул пива. Однако Тейлор не мог промолчать.

— Вы считаете Корделию «дискурсивным нексусом»? — озадаченно переспросил он. — Черт побери, что же это такое? Она дочь, принцесса, невеста, сестра…

Петерсон снисходительно рассмеялся и заявил:

— Это лишь романтическая проекция на текстуальный перекресток.

Усмехнувшись, Томас молча развел руками.

«Эй, — говорил его жест, — я тут лишний».

— Я хочу сказать, что воспринимать Корделию как персонаж — значит превратно толковать саму суть драматургии позднего Возрождения, — продолжал Петерсон.

— Но она же здесь, на сцене, мыслит, чувствует… — настаивал Тейлор, тыча указательным пальцем в стол, словно перед ним в миниатюре проигрывался весь спектакль.

— Но разумеется, на сцене позднего Возрождения Корделия не была бы даже женщиной. Просто мальчишка в женском платье, — вмешалась Джулия.

— Что с того? — возразил Тейлор. — Это ничего не меняет…

И так далее. Откинувшись на спинку стула, Томас наблюдал и слушал, как они спорят, чувствуя зависть и в то же время облегчение по поводу того, что от него не требовалось вносить свой вклад. Он быстро выпал из дискуссии, местами улавливал суть сказанного, но в целом для него это был дремучий лес. Посмотрев на Чада, Найт вдруг осознал, какая тревога скрывается под смущенной неуклюжестью, понял, что для студентов и молодых аспирантов подобные встречи являлись не просто разговором за кружкой пива. Конечно, едва ли можно было ожидать, что такая беседа станет фундаментом карьеры, но помочь или повредить она конечно же могла. Находясь здесь, в Стратфорде, в окружении тех самых лиц, которые он видел в гостинице «Дрейк» в Чикаго, Томас в который раз понимал, каким маленьким и замкнутым является научное сообщество. Здесь все знают всех. Если количество тех, кто с тобой знаком, недостаточно велико, то ты никто.

«Вероятно, вот почему Тейлор идет нога в ногу кое с кем из величайших светил в этом направлении литературоведения, хотя и понимает, что постоянно сам выставляет себя реакционером».

По крайней мере, его запомнят. Томас не был уверен в том, что подобная стратегия принесет результаты. Если все решат, что Тейлор застрял в XIX веке, если его сочтут прикованным к этим вышедшим из моды идеям, которые Джулия снисходительно назвала гуманизмом, то подобная вспышка принесет ему больше вреда, чем пользы, как бы упорно он ни отстаивал свою позицию. Впрочем, быть может, тот просто слишком много выпил.

— Томас, ты что будешь? — крикнул Тейлор, словно прочтя его мысли.

— Мне того же самого, пожалуйста.

— Джулия?.. — спросил Тейлор.

— Нет. Мне уже пора.

— Чепуха, — сделал щедрый жест Тейлор. Раскрасневшийся от пива, он был полой решимости стать душой общества. — Ну же, голубка, еще один «шоколадный поцелуй»?

Томасу показалось, что Джулия на какое-то мгновение замялась, в ее взгляде блеснул ледок, словно ей не понравилось принуждение, притом такое фамильярное.

— Джулия, соглашайтесь, — присоединился к Тейлору Петерсон. — Еще одни коктейль вас не убьет.

— Хорошо, — сдалась она.

Тейлор радостно захлопал, а Джулия задумчиво, как решил Томас, посмотрела на него.

— Только один, — сказана она.

— «Или ты думаешь, потому что ты добродетелен, так не бывать на свете ни пирогам, ни пиву?»[25]— в шутку спросил Тейлор.

Джулия посмеялась над цитатой, но тотчас же отвела взгляд, как будто для того, чтобы перевести дыхание или собраться с мыслями. Томас решил, что между ней и Тейлором сейчас произошло нечто такое, на что никто не обратил внимания. Похоже, один только Чад что-то заметил. Сверкая глазами, он перевел взгляд с Джулии на Тейлора, но тут Анджела положила крошечную руку ему на плечо, увлекая обратно в разговор.

Найту показалось, что девушка чем-то встревожена, даже напугана.

Когда Томас садился в автобус до Уорика, уже стемнело, но он ничего не имел против. Достаточно будет доехать до последней остановки и там пересесть на рейс до Кенильуорта Найт ради новых ощущений забрался на второй этаж, но в темноте уже ничего не было видно. Поднимаясь по лестнице, пока автобус накренялся, входя на большой скорости в крутые повороты, Томас решил, что одно это уже будет достаточным приключением на вечер.

Он не обратил бы внимания на этих двоих мужчин, если бы автобус на Кенильуорт прибыл вовремя. Но ему пришлось убить четыре минуты. У него было достаточно времени на то, чтобы узнать двух здоровяков, сидевших во внутреннем дворике «Грязной утки». Вероятно, в автобусе из Стратфорда они ехали на первом этаже, но Найт увидел их только сейчас и по-настоящему обратил на них внимание лишь потому, что один из них курил, вопреки запрещающим знакам, которыми была увешана вся автобусная станция.

Внешность у них оказалась чем-то схожая, хотя один был совершенно лысый, и в ухе у него сверкала серьга. Второй — тот, который курил, — отличался красным лицом и расплющенным носом профессионального боксера. Оба одеты в строгие добротные костюмы с такими широкими плечами, что ими можно было полностью перегородить дверь, поверх костюмов были накинуты плащи. Мужчины напоминали бывших спортсменов, успевших несколько растерять былую форму, однако Томасу бросилось в глаза то, что эти здоровяки смотрелись неестественно в этой одежде, в этом месте, в окружении бедняков и пьяниц, возвращавшихся к себе домой. Мужчины не разговаривали друг с другом, ни на ком не задерживали взгляд. Их движения были точными и расчетливыми. Лысый держал в руках свернутую газету. Второй был с зонтом.

Томасу это не понравилось.

У него оставалась маленькая надежда на то, что автобус на Кенильуорт откроет двери, здоровяки останутся сидеть, дожидаясь другого рейса. Какое-то мгновение Найту казалось, что его желание осуществилось. Томас устроился сзади. Спереди долго рассаживались шумные дети и две пожилые дамы, но здоровяков не было до тех пор, пока не завелся мотор. Только тогда они поднялись в автобус, двигаясь с животной небрежностью, купили билеты и уселись в середине салона так, что Томасу были видны их затылки. Мужчины ничего не сказали, даже не посмотрели в его сторону, но у Найта бешено заколотилось сердце.