Змееборец - Наталья Игнатова

Но нельзя же торчать здесь всю ночь. Холодно ведь. Он хоть и сменил привычную южноэзисскую одежду на более теплую, степную – последние два дня на Острове пришлось провести на высокогорье, а там и снег случается – никак не рассчитывал оказаться в ней зимой за полярным кругом. И то, что шефанго не может замерзнуть до смерти, не значит, что шефанго нравится торчать на холоде, когда давно бы уже можно было развести костер и согреться под защитой выворотня.

– Я и не боюсь, – ответил он, сообразив, наконец, что ему, вообще-то, семнадцать лет, и в этом возрасте принято вестись "на слабо". – Пойдем. Где там деревня?

Один шаг вперед на неуклюжих снегоступах.

И даже раньше, чем вскидывается чувство опасности – прыжок в сторону, не глядя, спиной вперед.

Эльрик приземлился, припав на колено. Увидел пронесшуюся мимо тень. Тварь напала сзади. Она все время была сзади, а с ним говорила обманка, и так тоже бывает, но немногие остаются в живых, чтобы рассказать о таких чудищах.

Он отвел руку с мечом назад, скрадывая длину лезвия, сбивая врага с толку.

А она, та, настоящая, все равно выглядела почти как человеческая девушка в мужской одежде. Она взвизгнула, досадуя на промах, очень легко, и слишком быстро развернулась – взметнулся снег – и кинулась снова, рыча, оскалив острые зубы.

– Гррау! – Эльрик сдернул с лица башлык. Ударил мечом снизу вверх, наискось, разворачиваясь, чтобы уйти с линии атаки, и вложив в удар инерцию разворота.

Она вновь промахнулась. И он тоже. Не почувствовал под лезвием привычного сопротивления рассекаемой плоти. Тут же шагнул вперед, занося меч, чтобы рассечь людоедку пополам, как только она снова поднимется. Но тварь, пятясь, на четвереньках поползла от него, совершенно по-человечески, по-девчоночьи визжа от ужаса.

Это было… против всех правил.

– Ты чего? – удивился шефанго, опуская оружие так, чтобы странная тварь, если прыгнет, сама нанизалась на лезвие.

– Ы-ы… – ответила тварь. И от страха залязгала зубами. Ничего такими зубами, кстати, действительно, острыми, но не столь впечатляющими как у шефанго. А клыков и вовсе почти не видно. Губы тонкие, нос – пуговкой, глаза раскосые, с вертикальным зрачком. И уши-то какие – залюбуешься: в ладонь длиной, и все в зеленом пухе, мягком даже на вид.

– Эй, – Эльрик присел, чтобы оказаться с людоедкой на одном уровне – так успокаивают детей и собак, может, и для твари сгодится? Меч он, правда, держал по-прежнему твердо. – Что случилось-то? Ну, подумаешь, промазала чуток. Попробуй еще раз, может, лучше выйдет.

Тут-то он и понял, что случилось. Дошло до него. Тварь там, не тварь, а «грау», боевая улыбка, произвела на нее такой же эффект как на любого смертного. Вообще-то, считалось, что на духов, к которым относились и твари вроде этой, «грау», действительно похожая на улыбку, не действует никак. У духов соответствующие органы восприятия отсутствуют.

Ничего себе… улыбнулся, называется.

Хотя, если дух принимает облик смертного, то, может, и с чувствительностью у него становится, как у смертных. В данном случае – как у людей. Ну, похуже, конечно, чем у людей – люди от «грау» и в обморок хлопнуться могут, но не хуже чем у эльфов, это точно.

– Т-ты… – она села на пятки, всхлипнула и вдруг заревела в голос, некрасиво скривив личико. – Ты что… сразу не мог… сказать? – неразборчиво доносилось сквозь всхлипы, – я и так… мне холодно… голодно… а еще смеются… ы-ы…

– Вот дуреха, – утешать ее Эльрик не собирался, вообще не собирался близко подпускать, – о чем я тебе сразу не сказал?

– Сам… дурак, – она снова всхлипнула, но, обидевшись на "дуреху", почти перестала плакать, – не сказал, что ты наш. Я думала ты человек.

– Ну, и кто тебе виноват? Реветь-то чего?

– Испуга-алась, – она снова наладилась удариться в слезы, так что Эльрик пренебрег безопасностью и слегка встряхнул собеседницу за плечо:

– Перестань реветь! Сейчас-то уже не боишься, раз дураком обзываешься.

– Боюсь, – она надулась и дернула носом, – ты посмотри на себя, сам испугаешься.

Она дернула носом еще раз. Замерла. Осторожно принюхалась.

– Ой-ой, – пробормотала, явно намереваясь отползти еще дальше, и отползла бы, не держи ее Эльрик за плечо, – ты кто, а? Я таких и не знаю. От тебя пахнет богом.

– Демоном, – отрезал Эльрик. – А ты кто такая?

– Я Таус, а здесь меня Блазней зовут. Потому что блазнюсь.

– Блазнишься, выманиваешь и жрешь. Понятно. Что ты про людей говорила, тех, которые раненого везут. Далеко они?

– Там, – Блазня махнула рукой на юго-восток, – далеко? Не знаю. Если я пойду, то до ночи там буду. Ты их убьешь? А мне оставишь хоть одного, а? Я бы тебя проводила.

– А я бы тебе голову отсек, – серьезно сказал Эльрик, – не хватало еще людоедок кормить.

– Так ведь зима, – она пригорюнилась, – мне бы спать зимой-то. А весной бы меня разбудили, и кормить бы стали, и песенки мне пели, чтобы я веселилась.

– Ну, и чего тебе не спится?

– Не знаю, – ответила Блазня так жалобно, что, людоедка или нет, но Эльрик ей посочувствовал, – я проснулась здесь, не знаю где. Не дома. Люди тут не те, кормить меня не хотят, песен не поют, даже жрец не пришел, чтобы снова меня спать уложить.

– Мит перз… – он даже мерзнуть перестал: мысль о том, что он ухитрился снова попасть в какую-нибудь бурю между мирами, обожгла, как выстреливший уголек. Одна такая буря, устроенная демонами, которые искали солдат для своей войны, уже стала причиной того, что почти тысяча смертных из разных миров оказалась на Острове, и осталась там навсегда. Без перехода, сразу, влететь в другую такую же было бы уже слишком.

В другом месте, в другое время Эльрик, может быть, и задумался над тем, что это проявление некоей вселенской справедливости, но сейчас было не до того. Да и, в любом другом месте, в любое другое время он быстро бы вспомнил о том, что "вселенная" и "справедливость" – несовместимые понятия.

– Сколько вас здесь… – он поискал нужное слово, – "ваших"? Не знаю, за кого там ты меня приняла.

– За человека, – напомнила Блазня.

Эльрик досадливо мотнул головой.

– Ладно, хрен с ним. Так сколько вас, тех, кто не пойми как тут оказался?

– Много. И разные все, я многих не знаю, не было их дома. Кто по небу летает, кто бестелесный, вроде демонов, кто на одном месте сидит, а выходит, что не на одном, а везде сразу есть. А кто, как я или ты – по земле ходит. И всем голодно.

Она вдруг дернулась, вырвавшись из-под эльриковой ладони, и сумрачно сказала:

– Это мое место было. Я здесь охотилась, всех других гоняла. А теперь ты меня выгонишь, да?

Что ж, Эльрик готов был поверить в то, что эта маленькая людоедка сумела разогнать со своей территории всю прочую нечисть. Она была неплохим бойцом, если сумела один раз увернуться от его меча, а не испугалась бы «грау», так, может, пришлось бы с ней повозиться.