Тайна перстня Василаке - Анатолий Баюканский

— В нашей стране благие намерения и впрямь часто превращаются в дорогу, ведущую в ад…

— Едва началась война, отец заволновался. Ему предложили покинуть город Энгельс, вернуться на Кипр, в Грецию, но… благородство взыграло, не смог покинуть в беде немцев Поволжья. И дождался кары Господней. — Василаке вновь замолчал, не мог он безучастно вести рассказ о дорогом человеке, а, как известно, глубина и суть воспоминаний приходят к людям только в зрелом возрасте. Я терпеливо ждал, делая вид, будто рассматриваю фарфоровый сервиз греческой работы.

— Н-да, — вновь заговорил Василаке, — ждал отец и дождался. Однажды солнечным утром нас разбудил громкий, беспорядочный стук в дверь. Как сейчас помню: мне показалось, вот-вот наш дом рухнет от их стука и дикого топота. Дверь распахнулась, и я увидел на пороге людей в форме НКВД, лица их были искажены злобой. «Мы — чекисты! — строго сказал один из военных. — Вы — пособники фашистов. Даем двадцать четыре часа на сборы. С собой также можете взять по килограмму вещей, включая детей». — «О чем это вы? Куда собираться? — всполошился отец. — Никуда мы не поедем! Я — сотрудник международной организации, гражданин Греции!» — «Тем хуже для вас!» — отрезал старший чекист. — «А наша квартира, вещи, продукты питания? А казенное имущество? Куда их отправлять?» — «Квартиру займут более достойные люди, чем предатели родины, патриоты отечества!»

Очень скоро мы узнали новость, в которую трудно было поверить даже мне, мальчишке: ночью буквально всю Республику немцев Поволжья взяли в двойное кольцо войсковые части НКВД. Мужчин сразу же отправили в лагеря для военнопленных, вскоре большинство их расстреляли, стариков, женщин и детей погрузили в «теплушки», увезли на край света — в Казахстан, в Сибирь.

— Какие же обвинения вам предъявили? Неужели не приняли во внимание, что вы даже не немцы, а греки?

— Кто нас тогда слушал? Пытались доказать на свое горе. С нами поступили еще круче, чем с немцами. Буквально на второй день после приезда в Западную Сибирь нас начали ежедневно вызывать на допросы, «выбивали» признания, хотели получить подтверждения, будто отец по ночам принимал неких «гостей» из Германии, был связным между фашистским режимом и немцами Поволжья. А отца, как человека, «проникшего» в Советский Союз из-за границы, обозначили не иначе, как диверсанта и связника. В ход пошли любые обвинения, вплоть до нерусской фамилии. Раз — Василаке, значит, — враг. Неужели ты, Дылда, не слышал про трагедию немцев из Поволжья?

— Вспомни те времена, во все байки мы слепо верили. Все подавали людям так, как было угодно режиму. — Я не лукавил, слышал байки о немцах Поволжья, но… помню, собрал нас политрук ремесленного училища, где я тогда учился, поведал целую историю о том, как доблестные чекисты разоблачили «пятую колонну» в глубоком тылу. Будто бы для проверки лояльности поволжских немцев к фашистам, ночью был выброшен в пяти населенных пунктах Республики якобы немецкий десант. Солдаты десанта были одеты в немецкую форму, офицеры свободно говорили по-немецки.

— И вроде бы всюду фашистов поволжские немцы встречали с распростертыми объятиями, укрывали от властей, кормили и поили, — досказал за меня Василаке.

— Абсолютно точно.

— И разгневанный вождь всех народов товарищ Сталин приказал в двадцать четыре часа выселить изменников с берегов Волги. И выселили. — Василаке вновь примолк, было видно, как трогали его собственные воспоминания. Кому он мог здесь, на благополучном Кипре, «поплакаться в жилетку», как не мне, проверенному сотоварищу?

— Досказывай, дружище, — сочувственно попросил я, — все хочу о тебе знать.

— И рассказывать больше нечего. Мать умерла в ссылке, отца, сам понимаешь, расстреляли, — сказал Василаке печально, потом снова умолк.

— Сколько раз мы с тобой, Вася, на зверобое по душам толковали, и ты ни разу про семью не вспомнил.

— Боялся. Помнишь, как вся страна ходила на цыпочках, особенно те, кто был в оккупации, в плену, в ссылке, нас, «каторжников» даже в ассенизаторы не брали. Да, не думал, не гадал я, что снова все всплывет столь неожиданно. Учти, Дылда, кроме тебя на острове про мои советские «одиссеи» ни одна живая душа толком не знает.

— Натерпелся ты, брат, — с искренним сочувствием проговорил я, — зато сейчас ты в порядке, судьба, сам знаешь, зебра полосатая, то густо, то пусто.

— Меня одна твоя реплика насторожила, мол, острова, моря здешнего не видел. Сделаем поправку: я сейчас пару часов займусь делами, а тебя отвезут в мой яхт-клуб, позагораешь, расслабишься, к вечеру подъеду, и мы устроим ночное морское катание, не пожалеешь.

— Я, как юный пионер, всегда готов!

Видимо, мои «новые русские» хорошо знали дорогу в яхт-клуб господина Василаке. Адвокат и Миша хмуро поглядывали на меня, о чем-то тихо переговаривались. Наверное, столь любезное обращение всесильного некоронованного короля со мной их шокировало. Думали, везут на расправу пленника, а оказалось…

Неожиданно водитель, молчаливый грек, резко притормозил. Указал на новый знак: «Объезд. Ремонт дороги». «Симка» свернула на запасную дорогу, переваливаясь с боку на бок. Двинулась по дороге, которую в России назвали бы проселочной.

А я тем временем размышлял о сверхзадании, которое дал мне Василаке: отыскать алмаз «Костас». И еще нужно досье на бывших членов экипажа. Зачем ему оставшиеся в живых зверобои? Это выяснится скоро, а вот алмаз… Василаке привык считать, что деньги решают все, — сущая правда, только прошло почти тридцать лет, время все размывает. Ладно, не стоит умирать раньше положенного, тем более моя интуиция подсказывала, что сверхзадачу номер один — выбраться с этого трижды благословенного острова, я выполню. Наверное, самое разумное поддакивать Василаке, уверять в личной преданности, твердо обещая достать их семейную реликвию. Третьего не дано. Согласиться или… Характер нынешнего Васи-грека не столь мягок, как показалось при первом знакомстве. Да и с какой стати разочаровывать бывшего сотоварища? Тем более что Василаке в тысячу раз больше знает, чем говорит. И чем я вообще рискую, соглашаясь на сотрудничество, границы которого пока для меня размыты? Мне обещают хорошо заплатить. И в придачу я, несомненно, получу увлекательный жизненный сюжет для нового романа. Я напал на золотую жилу.

Увлеченный раздумьями, я и не заметил, как нашу автомашину остановила полиция. Рядом с двумя кипрскими полицейскими стоял черноволосый офицер в незнакомой мне форме. Я только услышал шепот адвоката: «А этому еврею что тут нужно?»

Водитель, переговорив с полицейскими, сказал своим спутникам: «Всем нужно выйти из машины». Адвокат начал было возмущаться, но подчинился. Выбрался на свежий воздух и я. И вдруг ощутил полную беспомощность, и даже страх: «Документов нет, языка не знаю, и вообще, кто я такой на здешней земле?»

— Мы нарушили скорость? — с ехидцей спросил Миша-островитянин на русском языке.

Вскоре выяснилось, что израильский капитан ищет человека, который двое суток назад бежал из тюрьмы города Хайфа, и, по сведениям оперативников, перебрался сюда, на кипрский Лимасол. Адвокат перевел мне слова израильского офицера, добавил, что желает осмотреть меня, беспаспортного. Я пожал плечами: «Пусть опознает, вот он я, душа нараспашку».