В Сырах - Эдуард Лимонов

Я не успел ей ответить. Пришла её дочь:

Дочь: Мама, там Артур тебя ждёт в машине!

Она (заметно покраснев и растерявшись): Артур — мой друг. Я продала ему машину. Он обещал отвезти меня (называет куда, церемония вручения премии). Я вернусь через два часа. Посиди, пожалуйста, с Богданом, пожалуйста!

Я: О’кэй.

Я посадил Боги на колени, и он стал «рисовать», ну то есть энергично, бессмысленно ломать карандаши о бумагу. Пока он пыхтел, уничтожая и бумагу, и карандаши, я, его отец, размышлял. Возможно, да, друг. Но что с этой женской трясиной, куда она меня затягивает, нужно заканчивать, освобождаться от неё, мне стало ясно.

Как обычно бывает в случаях, когда отношения накаляются, в постели мы вели себя страстно. Тогда-то, в эти дни и ночи самого конца октября, мы и зачали тебя, Сашка, девочка, дочь моя.

— Я беременна, — сказала жена, выйдя из ванной. — Тест показывает.

В руке она держала общеупотребимый, такой продаётся в аптеках, простейший тестер на беременность.

— Поздравляю, — сказал я и подошёл к ней полуголой и обнял, бёдра её помню, были прохладными. — Не вздумай делать аборт, прокляну.

— И что при таких наших отношениях, ещё один ребёнок? — с сомнением начала она.

— Будем стараться, — сказал я. — Что бы ни случилось между нами, детей вырастим.

Мы обнялись.

Назавтра я отвёз её в женскую консультацию, к той же старой опытной докторше, которая наблюдала её беременную Богданом. Докторша подтвердила беременность.

Я позвонил моей матери в Харьков и сказал, что жена беременна.

— Господи! — сказала мать. — Сколько можно! Вы как кролики!

Этим неосторожным высказыванием мать лишь повредила своей репутации. Я, её сын, всегда считал, что родители хотят, чтобы я был, как все, с детьми, с семьёй. И вот пошли дети, а мать не рада…

Когда именно мы сделали тебя, Сашка? Вероятнее всего, в тот вечер, когда я ездил знакомиться к депутатам Европарламента, их прибыла целая делегация, а меня пригласил Каспаров. Депутаты сидели за столами и обильно выпивали, и немного закусывали. Каспаров познакомил меня с десятком депутатов, но запомнил я только Хайди Хауталла, блондинку лет после сорока из Финляндии, и Кон-Бендита. «Зелёный» Кон-Бендит был полупьян. Он никак не мог взять в толк, почему только что запрещённая моя партия называется «Национал-Большевистской» и почему я воевал в Сербии за сербов. Я констатировал, что Кон-Бендит — глупый идиот. Так бывает, человек прославился однажды в мае 1968 года в Париже, и всю остальную жизнь проживёт идиотом.

Я довольно быстро ушёл из компании европейских парламентариев, поскольку актриса в тот вечер поехала зачем-то в клуб «РАИ», и мне пришлось её оттуда забирать. Я забрал, и мои парни отвезли меня в семью. Там мы зачали тебя, дочка, и поскандалили. Из-за Гоа. Я вновь убежал, вызвав парней среди ночи.

В первые дни ноября она явилась в квартиру в Сырах в последний раз. С нею явилась команда фотографов из журнала Rolling Stone, русская версия. Думаю, она искала примирения. Мы, возможно, и помирились бы ненадолго, если бы не моя новая страсть — шпионить. Я влез в её телефон и нашёл десятки месседжей от абонента ЗАРА. Тон их и содержание, не оставляли сомнения, что абонент — мужчина.

Я: Кто этот ЗАРА?

Она: Подруга.

Я: Почему в её СМС — мужские окончания?

Она (нехотя): Ну это мы так переименовали Петровича для конспирации.

Я: Кто такой Петрович?

Она: Ну ты помнишь, когда я только приехала, я показывала тебе фотографии в компьютере. Это с ним я разбилась на скутере. Он в Москве и помогает Рите продать квартиру.

Я подумал, что у них у всех идёт за моей спиной интенсивная, энергичная, двигательная жизнь. Встречаются, замышляют продажи, идёт активная связь через СМС. Просто пузырятся энергией. При этом они сбились в плотную кучу, с преобладанием женских особей, я посчитал: соседка Рита с дочерью-подростком, «моя» с дочерью-подростком, тёща, двое «индийцев»: Петрович и Артур… Вот только зачем всё это они от меня старательно прячут… Если ты не совершаешь преступлений, то чего прячешься?

Она: Ты помнишь, Петрович, такой плотный мужик…

Я вспомнил свиноподобного, полуобнажённого, и видимо, и пьяного, и обкуренного Петровича. Розовый блондин от природы, он не загорел, но залакировался на гоанском солнце, как пекинская утка. Эта мускулистая бочка была запечатлена рядом с моей мечтательной женой, глаза которой выражали сиропную лучезарную святость.

— Обкурились все? — спросил я тогда, глядя на их дуэт на экране.

Она: Да нет, что ты! Я до 1 апреля вообще не курила.

Поняв, что сказала лишнего, проговорилась, актриса поспешила закончить показ. Но я тогда запомнил свиноподобного Петровича и промелькнувшего восточного вида лысоватого типа с остатками волос вокруг черепа. (Интересно, что, когда я тогда через неделю захотел оживить свои впечатления от её гоанской фотогалереи и залез к ней в компьютер, галерея исчезла.)

Позднее, раздумывая, я пришёл к выводу, что лысоватый — это и есть Артур. Петрович и Артур занимали меня в ту осень 2007 года, вы представляете, меня, Фауста, шамана, мэтра… Петрович и Артур! Вот до чего доводят нас женщины, что эти двое, дауншифтеры, занимали мои мысли, так же, как и мои партнёры по политике — Каспаров и Касьянов!!! Премьер-министр и чемпион мира по шахматам рассорились свирепо 27 июня, похоронив коалицию «Другая Россия», созданную с таким трудом год назад. И вот они соревновались в моей голове, два этих Больших человека с «Петровичем» и «Артуром» за моё внимание. Боролись! Невероятно!

Актриса сидела на большой кровати в огромной пустой комнате в Сырах, молчаливая, и лицо её отображало на сей раз некую трагическую внутреннюю борьбу.

— Это, следовательно, Петрович присылает тебе тексты вроде: «С добрым утром, мой цветок! Еду к тебе, через десять минут буду!»

— Да. А что тут такого. Ну, может, он в меня немного влюблён.

За те два года, в которые мы любили друг друга, я утерял из виду понимание того, что да, в актрис все немного влюблены…

Именно в те дни, видимо, был у неё переломный период. Видимо, её качало из моей стороны в другую сторону. Во всяком случае, отчётливо помню, что она позвонила мне за день до дня рождения сына, 6 ноября, и, помолчав, сказала:

— Ты знаешь, я решила, что не поеду в Гоа.

— Отлично, — сказал я, — правильно решила.

— Ты приезжай, тут Лариса Николаевна с Виктор Сергеичем приехали, придут, — сказала она.

Я поехал, а зря. Потому что в присутствии посторонних глаз она опять стала чужой и враждебной.

— Не прижимай Богдана так сильно! Ты видишь, он недоволен… Отпусти его…