Академия Горгулий. Тайна ректора - Лена Александровна Обухова

походных сапогах. Колту пришло в голову, что ей проделанный за день путь дался очень нелегко: едва ли она привычна к подобным марш-броскам. Даже он отвык, но регулярные тренировки готовили его тело к любым нагрузкам. Впрочем, Блор тоже держалась молодцом: не ныла, не отставала, не требовала дополнительных привалов. Просто шла вместе со всеми. Это вызывало уважение.

– Устали?

– Есть немного, – не стала отпираться она. – Жаль, нельзя проехать хотя бы часть пути на лошадях. Пусть бы и на мертвых.

– Для дракона, приближенного к совету правления, вы слишком лояльно высказываетесь о запрещенных практиках, – хмыкнул Колт.

Блор лишь махнула рукой.

– Да кто меня здесь услышит? К тому же это истина, которую многие в совете правления понимают: у практик некромантов есть свои плюсы. Но пока мы все согласны с тем, что минусы перевешивают.

– Не все. Тумалонцы, как оказалось, не брезгуют их изучением. В части упокоения мертвецов. Недавно мне довелось познакомиться с одним из них.

– Вы имеете в виду Карла Кроу, зельевара?

Колт слегка прищурился, глядя на нее удивленно и недоверчиво, но Блор в ответ лишь безмятежно улыбнулась и пояснила:

– Я давно к вам приглядывалась и старалась быть в курсе того, что происходит в замке, Бордеме и их окрестностях. Миллиты пишут отчеты, и я их читала. Так что историю с Кроу знаю.

– Интересно, что еще вы знаете о моих делах?

– Меньше, чем хотелось бы. Мне известны лишь сухие факты, а они так мало говорят о личности.

– А что вам хотелось бы знать?

Он сам не понял, зачем брякнул это, опосредованно приглашая ее расспросить. Откровенничать с тайным прокурором не стоило, но что-то внутри как будто подталкивало.

– Вы любили мать Ники?

– Я бы не стал говорить об этом в прошедшем времени. Часть меня любит ее до сих пор.

– Только часть? Кого же любит другая?

Колт пожал плечами.

– Другая, должно быть, давно разучилась любить.

– А как же Ника?

– Это другое. Другая любовь.

– Хотите сказать, что любите в ней не ее мать? Не то, что от нее осталось?

– Ника прекрасна сама по себе, – улыбнулся Колт. – Я любил бы ее, даже если бы по какой-то причине возненавидел Лёлю.

– Но вы не воспитывали ее, не растили. Почему?

Слова ударили по больному, и улыбка моментально погасла. Привычное объяснение о том, что так было лучше для нее самой, застряло где-то в горле. Не захотелось признаваться и в том, что он просто испугался много лет назад. В этом он мог признаться Мелисе, но не Рамине Блор. Во всяком случае, не сейчас.

– Мы все совершаем ошибки, – только и смог сказать он. И сразу попытался перевести тему: – Откровенность за откровенность, госпожа Блор. Кем был ваш муж? Я о нем никогда не слышал.

– Он был не слишком знатен и известен. Военный, дослужился до полковника и ушел в отставку.

– Он был старше вас, как я понимаю?

– Намного. Я считала его стариком.

Ее ответы были честными, прямолинейным, а тон – ледяным. Ни капли тепла или грусти. Колт вспомнил, как она отреагировала на его соболезнования ее утрате, и все же поинтересовался:

– Вы любили его?

– Ни дня. Я бы даже сказала, ни минуты в своей жизни. Со временем я лишь научилась не ненавидеть.

– Тогда почему вышли за него?

– Вы правда думаете, что меня спрашивали? – усмехнулась она. – Я живу в мире драконов, Колт. И как вы совершенно верно поняли, я незаконнорожденная полукровка. Таким, как я, не приходится выбирать. Мне повезло, что он умер. Это лучшее, что полковник Блор мог для меня сделать. От него я унаследовала неплохое состояние и теперь относительно свободна в решениях.

– И все же вы здесь, хотя едва ли хотите здесь быть. Почему? Пытаетесь перед кем-то выслужиться?

Она лишь покачала головой и снова улыбнулась, но на этот раз улыбка показалась ему какой-то вымученной, печальной.

– Вы не поймете.

– А вы попробуйте объяснить.

– Не сейчас, Колт. Не сейчас.

Глава 21

Поставленные драконами шатры были невелики, но спальные места внутри оказались очень даже удобны. Конечно, если сравнивать их с другими походными вариантами. Колт умел засыпать и в более экстремальных условиях и не сомневался, что за десять лет навык этот не утратил, но сон все равно не шел. В голове роились мысли, вопросы и образы, не дающие уснуть.

Он думал о Нике и Мелисе, гадал, грозит ли им сейчас какая-то опасность. Насколько неадекватен зараженный Ламберт? Может ли он желать зла невесте только из-за того, что ее отец оказался убийцей, поднявшим руку на его отца? Понимает ли Ника, что происходит с ее женихом? Не наломает ли дров, пытаясь помочь ему или – что гораздо хуже – отомстить? Есть ли шанс, что их экспедиция в мертвые земли поможет вылечить молодого дракона? Есть ли шанс, что они хоть что-то здесь найдут? Или хотя бы выживут?

Сдержит ли Блор слово, если все сложится удачно? Имела ли она вообще полномочия обещать ему то, что пообещала? Или все это лишь уловка, чтобы заставить его пойти с ними?

В чем ее интерес?

Так или иначе, все его мысли снова и снова сводились к госпоже тайному прокурору. Воображение рисовало ее лицо в отблесках пламени костра, и Колт мысленно заглядывал в серые глаза.

Он невольно сравнивал Блор с Мелисой, много лет назад приехавшей в Замок Горгулий в поисках его защиты. Во взгляде обеих женщин была вера в собственную правду, понимание своих сильных и слабых сторон и ситуации, готовность нести ответственность за принятые решения. Обе очень трезво смотрели на мир, без лишних иллюзий.

Но Мелиса тогда была моложе и уязвимее, разбитое сердце в ее груди истекало кровью, а сама она боялась маячащих перед ней перспектив. В ее глазах Колт увидел надежду и мольбу о помощи, на которые и откликнулся.

Блор сейчас лет на десять больше, и она уже ни на что не надеется, никого ни о чем не просит и помощи не ждет. Колт предполагал, что ее сердце тоже когда-то ранили, но она вылечила его сама и заставила биться ровно, и теперь уже ничто не способно нарушить четкий ритм. Рамина Блор понимает свою силу, знает себе цену, видит цель и не считается ни с препятствиями, ни с интересами других людей. Этим она привлекает и отталкивает одновременно.

Но привлекает, видимо, больше, раз уж он никак не может перестать думать о ней.

Вероятно, Колт все-таки задремал, поскольку к воспоминаниям о вечернем разговоре у костра вдруг примешались посторонние образы. Ему привиделось, как он расплетает сложную