Хищник - Патрисия Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но кто именно?
– Детектив Вагнер.
– Детектив Вагнер? – удивилась Скарпетта. – А в котором часу она звонила?
– Подождите, я посмотрю. В два часа одиннадцать минут.
Взглянув на Марино, Скарпетта спросила:
– Ты можешь точно сказать, когда ты мне звонил?
– В два двадцать, – ответил он, проверив время по сотовому.
Скарпетта посмотрела на часы. Уже половина четвертого. На рейс в шесть тридцать она уже не успевает.
– А в чем дело? – спросил ее дежурный.
– Когда вам звонила так называемая детектив Вагнер, какой номер был на дисплее?
– Так называемая?
– Ведь вам звонила женщина?
– Да.
– В ее голосе было что-нибудь необычное?
– Вовсе нет, – ответил дежурный, чуть помедлив. – Он звучал вполне убедительно.
– Она говорила с акцентом?
– Кей, что происходит?
– Ничего хорошего.
– Дайте я посмотрю. Так, звонок в два одиннадцать. Абонент не опознан.
– Ничего удивительного, – вздохнула Скарпетта. – Я приеду через час.
Наклонившись над кроватью, она внимательно посмотрел на руки убитой, затем осторожно повернула их ладонями вверх. Она всегда старалась быть деликатной, несмотря на то, что ее пациенты уже ничего не чувствовали. На руках не было ссадин порезов или синяков – никаких признаков того, что жертва боролась или была связана. Скарпетта вынула лупу и осмотрела руки еще раз. На этот раз она заметила на ладонях какие-то волокна и следы пыли.
– Вероятно, она лежала на полу, – предположила Скарпетта.
В этот момент в комнату вошла Реба, бледная и мокрая от дождя.
– Лабиринт какой-то, а не улицы, – сказала она.
– Эй, в котором часу ты звонила медэкспертам? – спросил ее Марино.
– Насчет чего?
– Насчет цен на яйца в Китае.
– Что? – переспросила она, глядя на окровавленный труп на кровати.
– Насчет этого случая! – рявкнул Марино. – О чем еще я могу спрашивать? И почему у тебя не работает опознаватель?
– Я не звонила медэкспертам. Зачем звонить, когда она и так уже здесь? – ответила Реба, глядя на Скарпетту.
– Надо надеть ей на руки и на ноги пакеты, – распорядилась Скарпетта. – И завернуть ее в одеяло и чистый кусок полиэтилена. Постельное белье тоже нужно забрать.
Она подошла к окну, выходящему на канал. Глядя на цитрусовые деревья, мокнущие под дождем, она думала об инспекторе, которого видела здесь днем. Он ходил именно по этому участку, и сейчас она старалась припомнить, в котором часу это было. Незадолго до того, как они с Ребой услышали выстрелы. Еще раз оглядев спальню, она заметила на ковре рядом с окном два темных пятна.
На темно-синем ковре они были едва видны. Скарпетта вынула из сумки пузырьки с химикатами и пипетки, чтобы проверить наличие крови. Пятна находились на расстоянии нескольких дюймов друг от друга. Они были величиной с четверть доллара и имели овальную форму. Скарпетта потерла одно из них тампоном и накапала на него изопропиловый спирт, фенолфталеин и перекись водорода. Тампон окрасился в ярко-розовый цвет. Это не обязательно свидетельствовало о присутствии человеческой крови, но вероятность того была высокой.
– Если это ее кровь, то почему она здесь? – стала рассуждать Скарпетта.
– Может быть, это брызги? – высказала предположение Реба.
– Это невозможно.
– Это капли, и к тому же пятна не круглые, – заметил Марино. – Тот, из кого текла эта кровь, стоял на ногах.
Он поискал глазами другие пятна.
– Странно, что они только здесь и больше нигде. Если у кого-то шла кровь, пятен должно быть больше, – продолжал он, словно Ребы не было в комнате.
– На такой темной поверхности их трудно заметить, но я тоже не вижу других, – ответила Скарпетта.
– Надо обработать пол люминолом, – сказал Марино, по-прежнему игнорируя Ребу.
На ее лице появились признаки раздражения.
– Когда придут техники, надо попросить их взять образцы волокон с этого ковра, – сказала Скарпетта, обращаясь ко всем присутствующим.
– И пусть пропылесосят ковер, – добавил Марино, избегая негодующего взгляда Ребы.
– Вы должны дать мне показания, прежде чем уедете. Ведь это вы нашли ее, – обратилась к нему Реба. – Мне неизвестно. Что вы делали в ее доме.
Марино не удостоил ее ответом. Она для него просто не существовала.
– Давай-ка выйдем и поговорим. Я хочу послушать, что ты скажешь. Марк! – позвала Реба одного из полицейских. – Как насчет того, чтобы проверить следователя Марино на следы пороха?
– Пошла ты на… – рявкнул Марино.
Скарпетта услышала, как в его голосе зарокотал гром. Обычно это предшествовало взрыву.
– Это просто формальность, – продолжала Реба. – Ты же не хочешь, чтобы тебя в чем-то подозревали?
– Послушай, Реба, – проговорил полицейский, которого она назвала Марком. – У нас с собой ничего нет. Пусть этим займутся техники.
– Кстати, где они? – раздраженно спросила Реба. Она все еще чувствовала себя неуверенно. – Марино, узнай, куда запропастилась служба перевозки. Им давно пора быть здесь.
– Интересно, как часто у вас на месте убийства присутствует только один детектив? – спросил Марино, наступая на Ребу.
Она отшатнулась.
– Я жду, пока вы уйдете. Ты и доктор Скарпетта. Чтобы мы могли приступить к делу.
– Не дождешься! – отрубил он. – Никто из нас не уйдет. Если ты заглянешь в свое пособие для тупых детективов, то увидишь, что осмотр тела производится судебно-медицинским экспертом. Так что это ее дело, а не твое. А поскольку, помимо всех других моих званий, я еще и дипломированный следователь по убийствам и ассистирую доктору Скарпетте, ты не можешь выставить меня отсюда.
Полицейские с трудом удерживались от смеха.
– Все это я говорю к тому, что сейчас мы с доктором здесь главные, а ты ни черта не знаешь и только путаешься под ногами.
– Не смей так со мной разговаривать! – чуть не плача, воскликнула Реба.
– Вы не можете вызвать сюда настоящего детектива? – обратился Марино к полицейским. – А то я не смогу отсюда уйти.
Бентон сидел в своем кабинете на первом этаже лаборатории когнитивной нейровизуализации, которая занимала одно из немногих современных зданий на обширной территории, где среди фруктовых деревьев и прудов расположились красивые старинные постройки, в отличие от большинства помещений Маклейновской больницы, вид из его кабинета не радовал глаз. Прямо под окном находилась автостоянка, граничившая с шоссе, за которым начиналось поле, куда то и дело забредали канадские гуси.