Николай Грозный. Блеск и величие дворянской России - Валерий Шамбаров

А в Литве действовал Виленский Центральный Комитет заговорщиков. Русских войск здесь было мало – мелкие гарнизоны, инвалидные команды, только в Вильно неполная дивизия, 3200 солдат. В марте заполыхало повсюду. Мятежники почти без сопротивления захватывали города, удержались лишь Вильно, Ковно и Видз. Литовские помещики создавали отряды из своих крестьян. Нападали на военные склады, громили обозы на дорогах. В Белоруссии большинство помещиков тоже были поляками или литовцами, с аналогичными бандами расплескали партизанскую войну по лесам. Один из отрядов сформировала даже девица, Эмилия Плятер (впрочем, вовсю развратничала и с другими такими же командирами, и с подчиненными). Активное участие в восстании приняли католические и униатские священники, монахи. Их монастыри становились базами мятежников.

Дибичу пришлось рассылать подкрепления для расчистки тылов. А сам он в марте, когда подсохли дороги и сошел лед на реках, готовился идти за Вислу, ударить на Варшаву с западной, левобережной стороны. Для переправы выбрал городок Тырчин. На правом берегу, для прикрытия с тыла, оставил кавалерийскую дивизию Гейсмара и корпус Розена. Но поляки следили за русскими, и в их распоряжении был мост в самой Варшаве. Узнав, что главные силы Дибича ушли, Скржинецкий скрытно, через город, перевел на правый берег 40 тыс. пехоты и конницы. Внезапно налетел на Гейсмара и разгромил его, захватив 2 знамени, 2 пушки и 2 тысячи пленных. Следом поляки обрушились на корпус Розена. Он отбивался, отступал. Но враги превосходили его вдвое, догнали сперва у Калушина, потом у Игана. Корпус потерял 2,5 тыс. убитых и раненых, 10 орудий, 2 тыс. попало в плен.

Дибич отменил переправу, повел на выручку Розену всю армию. При следующей атаке Скржинецкий нарвался на свежий корпус графа Палена. Бой опять был жарким. Начальник пехотной дивизии генерал-лейтенант Иван Скобелев (дед знаменитого «белого генерала») выслужился из рядовых. В сражении ему ядром оторвало левую руку по локоть. Но во время операции и перевязки он сел на барабане на виду у солдат и позвал песенников, приказав им исполнять бравые песни. А правый фланг неприятеля обошли гусары и кубанские казаки, поляков наконец-то побили и отогнали.

Хотя Скржинецкий задумал новый сюрприз. На соединение с русской армией шел корпус Лейб-гвардии под командованием великого князя Михаила, 27 тыс. солдат. Польский командующий решил перехватить его и уничтожить. Против Дибича он оставил отряд, изображать всю свою армию, а сам повел 40 тыс. бойцов навстречу гвардейцам. Напал на них у местечка Нур. Но гвардейские егеря прикрыли своих товарищей, 8 часов отражали атаки. А тем временем Михаил Павлович ушел из-под удара, занял позиции за рекой Нарев. Форсировать ее поляки не смогли. И Дибич с запозданием понял, что его обманули, вел на помощь гвардейцам всю армию. Под Остроленкой войско Скржинецкого разбили, он отступил к Варшаве.

А в Литве и Белоруссии повстанческие отряды в боевом отношении ничего не стоили. Когда появлялись царские войска, то отбивали у них города так же легко, как они были захвачены. Добавилось и мудрое решение царя. Было объявлено, что помещики, примкнувшие к восстанию, подлежат суду, их имения – конфискации. А крестьяне, сложившие оружие, будут прощены. Белорусские и литовские мужики убеждались, что им-то нет никакого резона воевать и страдать за панские амбиции, стали расходиться по домам. К маю ситуация нормализовалась.

Но в России продолжало свирепствовать и другое бедствие, холера. К концу мая насчитывали 5 тыс. заболевших в действующей армии. Заразился и Дибич, 29 мая умер. А великий князь Константин пребывал в неопределенном положении. После всего, что произошло, он не спешил показаться на глаза царю. Но и Николай не изъявлял такого желания – высказывать накопившееся старшему брату было не слишком приятно. Некотрое время Константин околачивался без дела при русской армии. Подначивал Дибича, пел под его окном «Еще Польска не сгинела». Радовался победам польских войск, как бы «своих», которые он формировал и выучил, предрекал России поражение. Ему «намекнули» – хватит. Константин уехал в тыл, поселился в Витебске в доме губернатора. Но и он подхватил холеру, 15 июня его не стало.

А в России эпидемия, притихшая зимой, с апреля 1831 г. объявилась в Петербурге. Здесь она тоже вызвала панику. Среди простонародья заговорили, что виноваты поляки и их шпионы. Посыпают по ночам ядом огороды, источники воды. Кто-то вбросил идею (случайно? или преднамеренно?), что поляками подкуплены полиция, доктора – специально морят людей. 22 июня начались беспорядки, толпы искали «отравителей». Санитарные правила рекомендовали иметь при себе раствор хлорной извести или крепкого уксуса для дезинфекции рук. Но знали и пользовались этим только образованные. Теперь взбунтовавшийся народ обыскивал «подозрительных», если находили флакон с жидкостью, заставляли выпить.

23 июня масса людей захлестнула Сенную площадь, где находилась центральная холерная больница, и разнесла ее. Убили лекарей, нескольких полицейских. Николай находился в Царском Селе, и ему доложили не сразу. Узнав о погромах, он вызвал войска и сам помчался туда. На Сенной площади появились Саперный и Измайловский батальоны, взвод жандармов. Буйная толпа перед дулами ружей остановилась, но и командиры, и солдаты были в растерянности. Казалось, вот-вот народ хлынет на них и сомнет. И в эту минуту появился царь. Он въехал на коляске прямо в скопище людей и крикнул громовым голосом: «Православные, что вы делаете? Забыли Бога, забыли обязанности ваши и производите беспорядки! На колени!»

Масса людей повиновалась, рухнула перед государем. Лишь кто-то пытался кричать. Но Николай пресек это: «До кого вы добираетесь, кого хотите, не меня ли? Я никого не страшусь, вот я!». А дальше стал говорить: «Я пришел просить милосердия Божия за ваши грехи. Молитесь Ему о прощении. Вы Его жестоко оскорбили. Русские ли вы? Вы подражаете французам и полякам. Вы забыли ваш долг покорности мне. Я сумею привести вас к порядку и наказать виновных. За ваше поведение в ответе перед Богом – я. Отворите церковь, молитесь в ней за упокой души невинно убитых вами». И вся толпа благоговейно внимала ему! Стала молиться вместе с ним [57] …

А в военных поселениях вокруг Старой Руссы строевые войска ушли на фронт, остались только резервные и «военно-рабочие» батальоны (занятые на ремонте дорог, сенокосах и др.). 22 июля здесь тоже начались поиски «отравителей». К солдатам присоединились горожане, разорили кабаки, перепились. Перебили врачей и фельдшеров, полицмейстера, старого генерала Мевеса, еще нескольких офицеров и унтер-офицеров. Прибыл генерал Леонтьев с несколькими батальонами, прекратил беспорядки, но мятежники растеклись по деревням, поднимали соседние военные поселения, и снова нахлынули в Старую Руссу.

Леонтьев не решился стрелять в людей и поплатился – погиб в возобновившемся погроме. Бунт продолжался больше двух недель. Пришлось стягивать надежные войска. 6 августа в Новгород приехал царь, говорил перед одумавшимися бунтовщиками. Лишь 7 августа верные государю части снова заняли Старую Руссу, а 8 августа рассеяли огнем бесчинствующие толпы. Судили 3 тысячи человек. Зачинщиков били кнутом и отправили на каторгу, остальных пороли розгами, шпицрутенами, рассылали в арестантские роты или в сибирские гарнизоны.