Царство призраков - А. Дж. Врана

– Если она не хочет общаться с отцом, то это ее дело, – строго сказала Лом. – Она взрослая женщина и может поступать, как считает нужным.

– Полностью согласен. – Мейсон побарабанил пальцами по стойке. – Просто… это далеко не все. Слишком много всего произошло. – Он взглянул на бармена. – В последнее время в ваших местах не происходило что-нибудь странное? Необычное?

– Это же захолустье Луизианы, – презрительно фыркнула она. – Готова поспорить, все здесь происходящее для постороннего покажется странным.

– Без шуток, – настаивал он. – Я приехал не только чтобы найти пропавшую девушку. Но и расследую кое-что еще. Нечто очень скверное.

Прямо на его глазах краска схлынула с лица Лом, а губы вытянулись в тонкую линию.

– Вроде странного убийства?

– Точно. Странное убийство.

Женщина глубоко вздохнула.

– Что ж, тогда ты прибыл по адресу.

Отметина на руке Мейсона начала раскаляться.

– Расскажете мне об этом?

Уголки ее губ опустились, глаза пристально вглядывались в собеседника.

– Зачем?

– Затем, что я могу помочь. Но мне понадобится информация. Чтобы собрать все воедино, я должен знать, что произошло, – убеждал он.

Она настороженно отнеслась к этому заявлению. Лом, подобно уставшему бродячему псу, принюхивающемумя к подкинутому бифштексу, внимательно изучала Мейсона.

– Я ни в коем случае не собираюсь никого беспокоить, – заверил он. – Просто хочу разобраться, почему погибают женщины. Возможно, у Мии проблемы с тем, кто за этим стоит.

Глаза Лом выдали ее: броня недоверия треснула.

– Каким образом убитые женщины связаны с Мией?

– Связь есть, я уверен. Но смогу узнать больше, только получив полезную информацию.

Лом поерзала на стуле и, стиснув зубы, попыталась сморгнуть слезы. Потом налила себе рюмку самогона.

– Ладно, – проговорила она. – Только ради Мии.

Мейсон заставил себя хранить молчание, пока слушал рассказ Лом о ее сестре Сидни Бэрон, по необъяснимым причинам убитой собственным мужем Винсом – человеком добрым, преданным и бесконечно ее обожавшим, по крайней мере, до последних недель ее жизни. Мужчина, отобравший жизнь у любимой жены, утверждал, что его заставили. На первый взгляд мотива у него не было, а сам Винс уверял, что нечто убедило его в необходимости убить жену.

– Он признает себя виновным? – Мейсон подумал, что, возможно, Винс попытается сослаться на невменяемость.

– В общем-то, да. Ублюдок мертв. – Лом покрутила в руках открывашку для бутылок. – Охранники обнаружили его на полу камеры. Судя по всему, самоубийство, но они понятия не имеют, как ему это удалось.

Знакомая картина. Мейсон поник.

– Причина смерти?

Она покачала головой.

– Детектив, который сообщил о его смерти, сказал, что отчет о вскрытии засекречен. Непонятно, какого черта. Похоже на предлог, чтобы скрыть собственную некомпетентность.

Мозг Мейсона тонул в опасном коктейле из алкоголя и благоговейного ужаса. История Лом оказалась абсолютно идентична делу об убийстве на Кипарисовом болоте. Он снова столкнулся с удручающим циклом Черной Лощины и похожими фрагментами головоломки: обширные лесные угодья, имеющие духовную ценность, жертва – молодая женщина, ошибочно принятая за самозванку, и преступник, без причины убивающий самого близкого человека.

– Как же ты работаешь здесь после такой трагедии? – спросил он, вопросы раздирали его на части.

– Работа – это все, что у меня осталось, – ответила Лом, пожимая плечами. – Я живу одна. В этом городе у меня нет друзей. Ну, кроме Бастиана, здешнего повара. Сид была единственной семьей, которая у меня осталась. Мама и папа типа «вышвырнули меня за борт», видишь ли, я отказалась возносить молитвы за избавление мира от геев. И поскольку мой единственный настоящий друг работает здесь на кухне, куда еще мне податься. К тому же, – она улыбнулась, – выслушивая чужие проблемы, я чувствую себя не такой одинокой.

Однако Мейсон уже ее не слышал. Его рука горела, метка пылала все разгорающимся огнем. Она все глубже и быстрее проникала в плоть, словно питаясь услышанными откровениями.

Черная Лощина, Кипарисовое болото и Приют Орма оказались узлами одной паутины.

– Я… я прошу меня простить, – заикаясь, пробормотал Мейсон, резко вскочив на ноги и достав бумажник. – Я вдруг вспомнил, что забыл сделать кое-что очень… – Он едва мог говорить, каждый нерв в его теле разрывался от мучительной боли. – …важное. – Дрожащими руками Мейсон нащупал двадцатку, но она выскользнула из его пальцев, перелетела через стойку и упала на пол рядом с Лом.

– Эй, док, ты в порядке? – Бармен встала и двинулась за ним, не обращая внимания на купюру под ногами.

Мейсон не ответил. Спотыкаясь, он добрался до выхода и, толкнув тяжелые двери, протиснулся наружу. Обжигающая боль не утихала ни на секунду, даже когда он выбрался на свет. Рванув за ткань манжеты, Мейсон оторвал пуговицы и задрал рукав. Задыхаясь, он уставился на две идентичные луны, символы врезались в плоть еще глубже. Обжигающая алая линия медленно ползла по коже, пересекая один из полумесяцев, но затем остановилась, оставив нетронутой вторую половину метки. Где-то в глубине его души, как надвигающееся землетрясение, прогрохотал голос слуги.

Скоро, хозяин, мы станем единым целым.

КАЙ

– Что за сорока цапнула тебя за хвост? – Гавран скривился, острыми зубами прикусив губу. – Ты спятил, волк.

– Сказала никчемная пташка, наряженная в труп, – ответил Кай, не дрогнув. – Просьба остается в силе, безмозглый.

Гавран склонил голову влево, затем резко вправо и сплюнул на землю.

– Думаешь, Абаддон еще жив?

Кай изобразил подобие улыбки.

– Цикл был прерван. И только. Я знаю, что он затаился. Чувствую, как ублюдок хандрит и скребется у меня в затылке.

Гавран поморщился, будто съел что-то кислое.

– Ладно, договорились, – он вздохнул. – Дух Сновидицы выгнал его из Черной Лощины. Однако его смерть не стала частью плана, поскольку Сновидица была недостаточно сильна, чтобы сделать ее таковой, – он усмехнулся. – Она намного благородней меня.

Кай не успел задать вопрос, пронзительный вопль огласил округу, заставив покачнуться кроны деревьев.

– Ах ты, червяк! – прорычала Русалка, выбираясь на прогалину, ее акульи глаза пылали ненавистью. Воздух вокруг духа излучал губительный жар; трава у ее ног жухла и бурела, а позади нее на земле, по которой она ковыляла, змеился тонкий след из гибели и разложения.