Я еще жив. Автобиография - Фил Коллинз

С одной стороны, я уже немного освоился в новой для себя роли. С другой – после длинной серии концертов в США ты быстро привыкаешь к бурной реакции публики. Во время выступлений американцы постоянно создают необычайно громкий шум. Когда группа возвращается в Европу, то сразу же сталкивается с благоговейной тишиной: черт возьми, они слушают нас. И очень из-за этого напрягается.

Но наше выступление в «Хаммерсмите» прошло великолепно. К тому времени я определился со своим костюмом: белые рабочие брюки и белый пиджак. В этом я чувствовал себя комфортно. Я все быстрее привыкал к ведущей роли. Я набирал все больше уверенности на сцене, несмотря на то что я все равно не снимал микрофон со стойки. Общение с публикой также налаживалось. Что было очень полезно, так как теперь именно у меня люди хотели брать интервью. Конечно же, это мне льстило. Наконец-то я мог рассказать что-то миру. Только позднее я осознал, что шесть интервью в день концерта могут навредить моему вокалу на выступлении.

В процессе своего развития (небольшого) в качестве фронтмена я придумал новый способ бить в бубен. Во время одного из бурных дней с кучей концертов я начал стучать бубном себе по голове. Не один и не два раза. Много раз. Попадая в такт, в конце I Know What I Like. Это безумие со временем превратилось в обычную вещь, которая сейчас называется «танцем с бубном». Это было смесью танцев в костюмах героев легенды о Робин Гуде и Джона Клиза из «Министерства глупых походок»; небольшой элемент мюзик-холла, который понравился как мне, так и публике.

Все говорили: Genesis сумел выжить. Более того: мы обрели второе дыхание.

Гастроли заканчивались летом 1976 года, и в сентябре мы уже были в Relight Studios в Хилваренбеке, Нидерланды, и записывали свой восьмой альбом Wind & Wurthering, продюсером которого снова стал незаменимый Дейв Хентчел. Мы впервые записывались за границей и с бэк-дорожкой управились за двенадцать дней. Мы чувствовали в себе больше сил, чем когда-либо.

Это было очевидно даже для американского журналиста этого лейбла, которому поручили написать статью о нас. «Несмотря на всю активную деятельность Genesis, неудержимый Фил Коллинз сумел еще и принять участие в концертах и записи песен своей «второй» группы – Brand X, – трубил рекламный материал о Wind & Wurthering.

Моя нерешительность исчезла, и на ее смену пришла большая уверенность в себе, но не высокомерие (как я надеюсь). Мы создали новый материал, и теперь нужно было с ним работать. И снова мы разделили ответственность за написание песен. Мы со Стивом написали Blood on the Rooftops, а песня… In That Quiet Earth была написана коллективно. Я очень хотел вставить ритм в стиле Weather Report в нашу песню Wot Gorilla и написать к ней текст вместе с Тони. Именно во время работы над Wind & Wurthering Стив начал чувствовать, что на него не обращают внимания как на автора песен.

Тогда, однако, самым важным для меня было то, что Энди должна была со дня на день родить нашего первого с ней ребенка. В лучшие времена это точно было бы знаменательным событием для меня, но на тот момент я очень долго не был рядом с женой, и это заставляло меня испытывать немного противоречивые эмоции. Она забеременела в начале 1976 года и поэтому не могла присутствовать на большинстве концертов в туре A Trick of the Tail. В то время как она находилась дома в Илинге и не могла никуда ездить, я катался по миру, пытаясь стать фронтменом.

Саймон Филипп Нандо Коллинз родился 14 сентября 1974 года. Его назвали Филиппом в честь меня, а Нандо – в честь отца Энди. В теории Genesis мог отложить начало работы над новым альбомом, чтобы я спокойно и без паники мог приехать домой, когда у моей жены начнутся роды, а не сломя голову нестись через Северное море. Но это был Genesis, и шоу должно было продолжаться. На самом деле я мог сказать: «К черту Genesis, я уезжаю домой, чтобы заботиться о своей жене». Но каждый из нас должен был жертвовать всем ради группы, даже если впоследствии кто-то и пытался посмотреть на ситуацию с другой стороны: «Ну если бы ты только сказал, мы бы могли передвинуть сроки». Но хоть я и стал более смелым на сцене в роли фронтмена, за кулисами я боялся подавать голос. Давняя привычка подчиняться (как дома, так и на работе) все еще не давала мне покоя.

Говоря по-другому, все музыканты созданы одинаковыми, но некоторые музыканты более одинаковы, чем другие. Я стал фронтменом, поставив на карту все, что у меня было – ведь действительно, если бы не я, то группа распалась бы, – но все равно чувствовал, что не могу раскачивать лодку. Снова сказалась моя неуверенность в себе – это у Коллинзов семейное.

К счастью, мне позвонили достаточно заранее, чтобы я успел домой к рождению Саймона в больнице королевы Шарлотты в Хаммерсмите. Его ненадолго отправили на карантин из-за небольших проблем с кожей. Я навещал его и Энди каждый день. Через несколько дней мне пришлось уехать, чтобы продолжить работу. То, что я приехал всего на пару дней, усилило все растущую уверенность Энди в том, что семья для меня была только на втором месте. Но мне казалось, что на тот момент мои обязанности должны быть превыше всего: нужно закончить альбом и решить возникшую в коллективе проблему.

После тура A Trick of the Tail Билл Бруфорд решил создать свою группу – UK. Поэтому в нашей группе снова начались перестановки. Я позвонил очень сильному американскому барабанщику Честеру Томпсону. Я видел его выступление с Weather Report и слушал его концертный альбом с Фрэнком Заппой Roxy and Elsewhere, в котором к нему присоединился второй барабанщик – Ральф Хамфри. Он сыграл потрясающий двойной барабанный рифф в песне Заппы More Trouble Every Day – я хотел, чтобы нечто подобное играли и в моей группе.

Итак, я позвонил Честеру, он ответил «да», хотя никогда с нами даже не встречался, мы провели пару репетиций, и все, он был принят. Честер останется с нами до конца нашего тура (2007 год), для которого мы снова собрались вместе.

Wind & Wurthering вышел в декабре 1976 года, и мы начали 1977 год так, как и планировали: новый тур начинался прямо на Новый год, и мы также улучшили свое концертное оборудование. Теперь у нас были лазеры и семьсот сорок семь посадочных прожекторов. Genesis стал масштабной гастрольной группой.

Как фронтмену мне очень нравилось, как использовались все эти колокольчики, свистки и лазеры. Они не рассеивали внимание публики. Фактически они были заменой тому театральному эффекту, который привносил Питер. Немного света и магии – а также мощной энергии нашего нового материала, – и публика, казалось, уже забыла, что фронтмен Genesis раньше был знаменит тем, что одевался в центуриона или Билла – Человека из Цветочного Горшочка.

Мы начали давать большие концерты. В Лондоне мы выступали в «Rainbow» – по подсчетам, 80 000 человек подали заявки на 8000 билетов. Три концерта в «Эрлс-Корт». «Мэдисон-сквер-гарден» в Нью-Йорке. Мы впервые поехали в Бразилию, где на наш концерт пришли 150 000 человек и к каждому из нас приставили охранника, чтобы нас не похитили. Это был совершенно новый опыт. Мы ругались с военной полицией, нас чуть было не сбил грузовик на автостраде, мы толкались с местными музыкантами в барах, наслаждались роскошными условиями звукозаписывающих компаний, находящихся рядом с бедствующими фавелами, и посмеивались над шаманами. Поездка была крайне интересной, но и очень страшной. Я купил парочку традиционных бразильских перкуссионных инструментов (включая сердо – огромный ручной бас-барабан, на котором я однажды сыграю для песни Питера Biko) и, конечно же, чучело пираньи.