Зловещий лабиринт - Александр Тамоников

Майор вспотел, дрогнула кружка. Он сделал глоток, поставил ее на стол. Взгляд был прикован к спине посетительницы. Она сидела за барной стойкой, тянула напиток, думала о своем. Спина была неестественно прямой – эсэсовский мундир смотрелся бы на даме идеально. У людей подобной категории – пусть и причастных к науке или медицине – обязательно должно быть эсэсовское звание… «Что тут такого?– артачился здравый смысл.– Сидит женщина с родинкой. Мало ли женщин с родинкой? Каждая вторая в Германии – блондинка. С чего он взял, что она служит в СС? Это и не Германия вовсе, а Латвия, что мешает бабе оказаться латышкой? Но почему он так вспотел?»

Садовский, увлекшийся танцем, заметил что-то неладное и посмотрел на командира с интересом. Дымов указал подбородком, Садовский скосил глаза – и ничего не понял, что-то зашептал Рамоне в ухо. Девушка сделала озадаченное лицо.

Время шло. Табурет справа от блондинки еще никто не занял. Если займут – знакомство не состоится. Чем он рискует? Дымов выбрался из-за стола и зашагал к бару. Успел вовремя – мордастый тип с погонами обер-штурмфюрера уже собрался присоседиться к блондинке, но остановился, не доходя до нее, сделал обиженное лицо. Влад уселся, щелкнул пальцами:

–Любезный, французский коньяк!

Женщина покосилась через плечо. От нее пахло чем-то изысканным – если это слово применимо к немецкой парфюмерии. Впрочем, парфюм мог быть латвийским – та же рижская фабрика «Дзинтарс», переименованная в 40-м году в «Красную зарю», выпускала неплохую продукцию. Он не смотрел на женщину, погрузившись в собственные мысли. Выложил на стойку купюру, бармен нацедил в рюмку коньяку. Дымов отпил половину, поморщился. Поставил стопку и снова задумался. Женщина сидела рядом, они едва не касались друг друга плечами. Взгляд Влада напряженно созерцал пространство. Медленными глотками он допил коньяк и снова оцепенел. Непроизвольно дернулся, задел женщину.

–О, прошу простить, фрау, это нервное…

–Ничего страшного,– сказала женщина.– Вы с фронта?

–Что?– Он повернул голову, вышел из ступора.

Блондинка пристально смотрела ему в глаза. Ее лицо было правильной формы, она была сравнительно молода, ухоженна, идеально сложена, но в глазах было что-то тяжелое, отбивающее охоту флиртовать.

–Простите, фрау, я сегодня не из самых сообразительных…

–У вас неприятности?

–У меня брат погиб на фронте.

–О, боже, как мне жаль…– Вряд ли она что-то испытывала, но сделала сочувствующее лицо.– Вы вместе воевали?

–О нет, я лежал в госпитале после тяжелой контузии… Написала жена Конрада – сегодня утром я получил от нее письмо. Военная почта, как ни странно, еще работает.

–Примите соболезнования, гауптман.

–Спасибо, до сих пор не могу поверить, нас так много связывало… На днях я ухожу на фронт.– Он снова стал уходить в прострацию (явное последствие контузии), сделал над собой усилие, встряхнулся.– О, вы так красивы, фрау…

–Серьезно?– Женщина усмехнулась.– Мне кажется, вы привираете, не знаю, зачем вам это нужно.

–Зачем мне это нужно?– Влад усиленно разыгрывал недолеченного.– Не понимаю, фрау…

–Все в порядке.– Блондинка улыбнулась.– Вы поморщились, когда выпили коньяк. Не понравился?

–Это не французский коньяк, фрау,– решительно заявил Дымов.– И этому бармену, который опух от пьянства, я бы разбил голову бутылкой с этим так называемым коньяком. Да-да, любезный, это к вам относится. И не смотрите так, будто вам известна вся скорбь мира. Где вы берете это пойло?

Женщина засмеялась. Сосед по стойке оказался интересным. Дымов продолжал говорить – про родственника, погибшего в пригороде Берлина Потсдаме, про необычную архитектуру маленьких латвийских городков, поскольку по образованию он архитектор, и все такое. Женщина слушала, склонив голову. Когда она отвернулась, чтобы попросить обиженного бармена наполнить бокал, Дымов глянул через плечо. Садовский и Рамона продолжали мяться на танцевальной площадке. Садовский все понял, в глазах заблестел плутоватый огонек. Рамона тоже поняла, но происходящее ее нервировало. Ревновала, что ли?

–У вас довольно странное произношение,– заметила блондинка, внимательно глядя на собеседника. («Южно-тамбовское»,– подумал Дымов.)– Такое ощущение, что вы не немец.

–Отчасти это так,– признался Влад.– Мама была из польской Силезии, отец – чистокровный, но этнический немец. В тридцать третьем году они переехали в окрестности Дрездена, а я пошел служить в вермахт, где и служу по сей день. Меня зовут Людвигом.

–Понятно,– засмеялась женщина.

–Потанцуем?– предложил майор.

Блондинка молчала. Она смотрела пристально, и в какой-то момент пришлось подавить панику: неужели раскрыла? Блондинка прекрасно выглядела, она следила за собой. На самом деле ей было за тридцать, она разбиралась в жизни и, разумеется, в мужской природе. Фрау не волновала собеседника как женщина, хотя он тщательно доказывал обратное – с присущей интеллигентностью и воспитанием,– и это даму несколько смущало. Фактически он был в шаге от провала.

–Мне кажется, вы думаете о чем-то другом, а не обо мне… Не делайте такое лицо, хорошо, я ошибаюсь. Вы интересный собеседник, гауптман, Людвиг. И ведете себя сдержанно в отличие от большинства этих.– Она небрежно мотнула головой в сторону зала.– Думаю, мы могли бы провести время. Мне нравятся такие мужчины. В вас есть что-то загадочное. К сожалению, должна рано вставать, срочная работа… В общем, вы понимаете.

–Даже не потанцуем?– Он сделал растерянное лицо.

Собеседница прыснула.

–Вы такой забавный… Хорошо, пойдемте. Но только один танец, потом надо бежать. Я зашла в заведение после работы, выпить пару рюмок, расслабиться – к сожалению, имею в запасе только полчаса. Слишком рано вставать.

–Тогда позвольте вас проводить?

–Не утруждайтесь, Людвиг.– В ее глазах действительно сквозило сожаление.– Я живу недалеко, мое начальство арендует мне жилье. Это маленький городок, знаете ли. На самом деле я из Франкфурта, окончила медицинский институт… но не скажу, в каком году, иначе вы сразу поймете, сколько мне лет.– Женщина снова рассмеялась, однако ее глаза оставались холодными и сосредоточенными. Ничего земного она не чуралась, но сегодня действительно не могла задерживаться – над душой висело что-то значительное.

–Как скажете, фрау, не буду настаивать.– Дымов сделал скорбную мину.– Не скрою, вы мне понравились. У нас могло бы что-то получиться. В конечном счете вы правы, сейчас не время для серьезных отношений. Вы слишком хороши для интрижки на одну ночь, простите. Не знаю, чем вы занимаетесь, но, вероятно, важными вещами. Я тоже завтра-послезавтра уеду на фронт, и давайте смотреть правде в глаза – скорее всего, не вернусь…– Он вышел из состояния вселенской скорби, улыбнулся.– Даже имя свое не скажете?

–Отчего же. Хильда.

Он ничем не выдал охватившего его волнения, умело вел женщину по танцплощадке. И даже не наступил ей на ногу. Он что-то говорил – вкрадчиво, склоняясь к ее уху, белокурые пряди щекотали нос. Хильда отвечала, непроизвольно прижималась к нему, в какой-то миг ее глаза затуманились. Но что-то вернуло к реальности (видимо, чувство долга), она с сожалением отстранилась.