12 месяцев. Необычные эротические приключения - Генрих и Ксения Корн

– Всё хорошо будет, Ань, – спокойно сказал Серёжа. – Пойдёмте-ка спать.

– Идите! – вскричала я. – Зачем я вам там нужна? Для чего? А мне это зачем? Я не хочу слушать, как вы занимаетесь сексом! Я лучше вот здесь и останусь на всю ночь… Какая мне разница? Я и с вами одна, и без вас тоже одна. Лягу и подохну здесь – всё равно от меня никакого проку нет…

Слёзы больно давили мне горло, невыносимое отчаяние распирало меня, и я хотела сделать что-то безумное, чтобы вырваться из этой боли, этой отчаянной пустоты кругом.

Вскочив, я содрала с себя платье, скинула обувь, сняла лифчик, за ним трусы и бросилась в озеро. Поплыла что есть мочи вперёд, куда никуда, в кромешную ночную неизвестность.

Серёжа догнал меня быстро, схватил за руку, молча привлёк к себе и потянул назад, на берег. Я не сопротивлялась.

Янка помогла мне одеться, и мы пошли в домик.

– Глупая ты, – укорила она, но беззлобно, даже ласково.

В домике поднялась со мной наверх, уложила в кровать, прилегла рядом. Обняла. Нежно, заботливо. Совсем как мама в детстве.

– Спасибо, Ян, – произнесла я обессиленно. – Ты иди, Серёжка ведь ждёт тебя.

– Нет, – Янка крепче прижалась ко мне. – Я с тобой буду. Ты спи давай, я не уйду. А хочешь… пошли к нам? Диван широкий, на троих там места хватит. А? Хочешь, Ань? Прижмёмся все друг к другу, и просто будем спать все вместе.

– Да, хочу, – призналась я.

Мне хотелось, чтобы что-то произошло, чтобы всё не закончилось так, как обычно: никак, буднично, серо, пусто. Мне хотелось чего-то такого, чего никогда со мной не было.

Мы спустились вниз, и Янка весело толкнула Серёжу.

– Двигайся, Анька с нами ляжет. Ну двигайся же, тяжёлый какой…

Он подвинулся в середину, она легла к нему с одного бока, а я с другого. Так и лежали молча, уткнувшись носами в Серёжины плечи. Сердце колотилось у меня так бешено, что я дрожала всем телом.

Янкина рука под одеялом нашла мою руку, взяла её и положила на Серёжин пенис.

– Потрогай его, – прошептала она. – Твёрдый, да?

Я, превозмогая дрожь, сжала его в своей руке. Сильно сжала.

– Да, твёрдый и… приятный такой…

– Может, снимем с него трусы?

– Давай.

Серёжа послушно приподнял задницу, и мы вдвоём стащили с него трусы. С жадностью набросились руками на горячую плоть, ласкали, уступая друг другу – то она главное, а я остальное, то наоборот.

Другой рукой Янка стянула с себя трусики, и я с удовольствием тут же последовала её примеру. Мне захотелось, чтобы Серёжа не постеснялся, и он сделал это. Я подняла ногу, освобождая ему всё без остатка. Прижалась к его пальцам, глубже, сильнее погружая их в себя.

Янка нетерпеливо откинула одеяло.

– Серёж, как собираешься с двумя девушками справляться?

– А как надо? – отозвался он по-мужски низко и хрипло.

– По очереди, – посмеялась она, встав на четвереньки.

Он мигом поднялся и по-хозяйски вошёл в неё сзади. Взглянул на меня – требовательно, со знанием дела. Мол, чего лежишь? Тащи сюда свою задницу, вернее – передницу, но живописной задней картиной.

Я встала на колени, повернулась к нему жопой, упёрлась головой в подушку. Через полминуты он был уже во мне. Потом опять в Янке. И снова во мне. И снова в Янке. Мы с Янкой смотрели друг на друга и удивлялись сами себе. До чего же мы сумасшедшие. И смешно стало. Хотя посмеяться в голос мы не решились, давились смехом, пока Серёжа не брызнул горячим мужским «этим» мне на спину.

Какое-то время мы ещё стояли такими живописными картинам, без остатка открытые его глазам и руками. Хорошо, приятно было так стоять – да пусть бесстыдно, плевать на стыд, зато в кои веки раз до конца искренне и счастливо.

Но вскоре он устало, тяжело дыша, прилёг между нами, и всё, что оставалось сделать на сегодня мне и Янке – это упасть, прильнуть к нему и заснуть крепким, беспамятным сном.

Я думала, что утром наваждение пройдёт, как проходит даже самый безбашенный алкогольный дурман, оставляя после всего жестокое похмелье с муками совести и ненависти к себе. Поэтому боялась просыпаться. Как мы теперь будем смотреть друг другу в глаза? Как теперь забыть всё это, словно ничего и не было? Не было, не было, не было… Было. И точка.

Ощутив эту точку в своей голове, я вдруг поняла, что наваждение не прошло. И что мне… пофигу. Что мне не стыдно. Что мне всё можно, если уж на то пошло. Стало невыразимо легко от этого осознания.

С той лёгкостью я и открыла глаза. И… улыбнулась. Просто нельзя было не улыбнуться. Первое, что я увидела – пенис. Просто мужской пенис. Ах, ну и что теперь? Эта штучка вовсе не так страшна, как показалось вчера вечером на беспредельно кошмарном дне рождения Юнны. В сущности, красивая штучка.

Мне вспомнился мой первый парень. Школьная любовь. Когда дело дошло до секса, он испугался. Мужчины стыдятся показать своё тело больше, чем женщины. Женщины скорее кокетничают. Играют. Странная игра самок. Он хочет, а она нет. Ему интересно, а ей нет. Ему невмоготу, а ей всё равно. Нет, на самом деле не всё равно. Ей тоже интересно, и она тоже хочет. Меня же прямо распирало от любопытства: как там у него чего. Ага, вот так. И всё, отвела взгляд. Хотя мне хотелось смотреть и смотреть. И потом – с другими парнями – хотелось того же. Но я всегда отводила взгляд. Это словно хотеть пить, но при возможности не утолить жажду даже глотком.

В это утро я, наконец, утоляла жажду. Наверное, впервые в жизни – долго, жадно, обливаясь водой, до одурения вкусно – пила, напиваясь, пока была такая возможность.

– Доброе утро, – вывел меня из оцепенения голос Серёжи, бодрый на удивление и такой новый для меня, потеплевший, что ли. Не это масляное, развязное сюсюканье, обычное для утр случайного секса, с пошлой гнильцой, а обычная, простая человеческая теплота. Так бывает, когда ещё вчера он для тебя и ты для него никто, просто тело, а теперь вдруг кто-то.

– Доброе, – отозвалась я, продолжая глазеть на его штучку.

Штучка на глазах то плавно, то порывистыми толчками обретала ту самую мужскую силу.

– Жалеешь о вчерашнем? – спросил он.

– Нет. А ты?

– Я никогда ни о чём не жалею.

– Серёж, – я помедлила, но всё же решилась удовлетворить своё не очень деликатное любопытство до конца, – а почему он встаёт? Ведь ничего не происходит. Что его возбуждает?

Он улыбнулся, поняв, о чём я.

– Он сам по себе. Я не контролирую это. А вообще, потому что ты смотришь на него, наверное. Потому что я знаю, что ты смотришь.

– Потому что он ненасытное животное, – пробурчала Янка сонно и перевернулась на живот. – Иди ко мне, мой ласковый и нежный зверь.

Серёжа поднялся, перекинул одну ногу через Янку и, замерев так на коленях перед Янкиной задницей, подмигнул мне с загадочным видом.