Трое на пути в Хель-Гейт - Евгений Кривенко

Хотя сумка оказалась не тяжелой. В прихожей Элиза первым делом скинула куртку.

— Уф! — выдохнула она. — Это брата, я полночи пыталась подогнать ее на себя. Все равно топорщится… Кстати, у тебя женские платья по стульям не развешаны?

— То было сестры, — покаянно сказал Толуман. — Она не хотела, чтобы знали о нашем родстве. Да и я недавно узнал.

— Как интересно! — сказала Элиза. — Но мы опять отвлеклись. Ты обещал научить меня целоваться.

Скорее она попросила, но какое это имеет значение?

Сначала целовались в тесной прихожей — до одури в голове, так что пришлось перейти в комнату и сесть на диван. Элиза раскраснелась, глаза блестели, и в перерывах между поцелуями смеялась: — Как чудесно!

Конечно, было не до разговоров. Наконец Элиза замерла, приникнув к груди Толумана, и стало слышно, как часто бьется ее сердечко.

— А вот этого я не предусмотрела, — нетвердым голосом сказала она. — Ты меня всю распалил. — Помолчала, а потом сухими горячими губами прильнула к его губам.

— Послушай, Толуман! Возьми меня, прямо сейчас.

— Что ты?.. — начал Толуман. Хотя у самого мутилось в глазах от вожделения, но ведь она почти девочка…

— Мне уже восемнадцать, — прошептала Элиза. — Иначе мне не дали бы права. И потом… мы ведь все равно поженимся?

— Да, — сказал Толуман, — конечно.

Минуту назад и не думал об этом, а теперь это казалось само собой разумеющимся.

— Ну и не хочу ждать, — будто сонно сказала Элиза. — Всё так волшебно, и пусть так же закончится.

Она вдруг встала и пошла к кровати, споткнувшись по дороге. Стала раздеваться, кидая вещи прямо на пол.

— Выключи свет, — попросила она и легла. Чуть погодя глухо сказала: — Не томи меня.

Толуман опомнился, выключил свет и быстро разделся. В голове шумело, мыслей никаких не осталось. Он лег, с восторгом почувствовав нагое тело Элизы своим, а она притянула его к себе.

Он опустился на локти, стараясь быть осторожным и нежным. Когда слились в поцелуе, с замиранием сердца пристроился меж ее бедер. Надавил лишь слегка, боясь причинить боль, но тут же проскользнул куда-то, тело Элизы затрепетало под ним, и у нее вырвался всхлип, прямо в его полуоткрытые губы. Скольжения было уже не остановить, он вошел до упора и замер, опасаясь снова сделать ей больно.

Но Элиза, часто дыша, положила ладошки на его бедра, слегка оттолкнула, а потом притянула вновь, без слов показывая, чего она хочет. И Толуман подчинился — сначала ее ритму, а потом своему, который всё нарастал.

Плавное скольжение в глубину… восхитительная теснота… скольжение обратно… Всё быстрее и быстрее, словно пурга уносит его, только снежные вихри теплые… и всё горячее. Томление разливается по телу, и вдруг не сдержать стона — настолько сладостно излияние в Элизу. А ее тело мелко дрожит, и она лопочет что-то.

Потом они лежали рядом, и Элиза то смеялась, то плакала.

— Надо же, — всхлипывала она, — я теперь женщина. Как быстро все произошло. И как было чудесно. Я люблю тебя, Толуман.

— И я люблю тебя, Элиза. — Но тело сковывала неодолимая дремота, и он уснул, прижавшись щекой к ее худенькому плечу.

Вряд ли спал долго: когда проснулся, в окне было еще темно, только луна опустилась ниже, печальным светом обливая снежные горы. Элиза сидела на постели в халатике, и ее лицо казалось задумчивым. Заметив, что Толуман проснулся, она быстро поцеловала его и спросила:

— Сколько тебе дали свободных дней?

— Два дня, — сказал он. — Этот и следующий. Потом надо возвращаться, я доставляю грузовую платформу.

— Мало, — вздохнула Элиза. — Не хочу так наспех.

Она еще помолчала, а потом лицо приняло уже знакомое Толуману озорное выражение. — Здесь есть магазин, где можно прямо сейчас купить продукты?

— Да, — удивился Толуман. — Круглосуточный магазин на трассе. А зачем, у меня полный холодильник?

— Толуман, милый, это долго объяснять. Просто слушайся меня, ладно? Ты все скоро поймешь. Перекладывай продукты в сумку и тащи в глайдер. Я пока оденусь, и поедем в магазин. А потом дальше…

Так что вскоре оказались в глайдере и, пока тот прогревался, Элиза зябко ежилась. — Все-таки холодно у вас, — сказала она. — Летом еще терпимо.

В магазине никого не было. Элиза прошлась, сметая в тележку молочные продукты, хлеб и печенье. — Я мяса не ем, — сказала она, — а ты возьми себе чего-нибудь.

Толуман расплатился карточкой на безлюдной кассе, и погрузил все в глайдер.

— За штурвал сяду я, — сказала Элиза. — Ничему не удивляйся. Здесь можно взлететь?

— С трассы разрешается. А ты получила лицензию пилота? Сейчас с этим строже.

— Обойдемся, — хихикнула Элиза. — Глайдер, запроси у «Аргоса» ключ для обратного перехода.

— Ключ получен, — ответил мужской голос.

Элиза не стала браться за штурвал. — Взлет и курс на точку перехода, — приказала она.

— Понял.

— Глайдер пошел вверх, и Толуман покачал головой. — Похоже, у него продвинутый ИИ.

— Я в этом не разбираюсь, — беспечно сказала Элиза. — Всем Матвей занимается.

Летели на северо-запад. Застывшее под луной снежное море, черные разливы тайги. Хотелось спросить, куда они летят, но Толуман не решился отвлекать Элизу. Та призадумалась, несколько раз досадливо дернула щекой, а потом вдруг громко заявила: — Ну и пускай!

— Что? — спросил Толуман, но Элиза махнула рукой: — Это я с собой разговариваю.

Наконец глайдер повис над заснеженным озером. Толуман удивленно огляделся: а ведь место знакомое, видел во время облетов! Мать рассказывала о приключении на этом озере, только тогда оно не было замерзшим… Вдруг стало как-то быстро темнеть. От гор остались смутные белые абрисы. Словно витки спирали начали подниматься от озера, принося с собой промозглый холод…

— Переход, — сказал чей-то голос. Ах да, глайдера.

Сердце сделало перебой, а Толумана стиснула непонятная тоска. Все вокруг заволокла серая пелена. Глайдер покачнулся — сели.

— Что это? — испуганно спросила Элиза. — Мы в Серой зоне?

Чуть посветлело. Какая-то невыразительная равнина, серый туман со всех сторон. Некие громадные силуэты маячат в нем… И тут по телу прошла холодная дрожь — черный огромный пес возник из тумана со стороны Элизы!

Снова он! Толуман облизал пересохшие губы, а Элиза… тихонько рассмеялась.

— Все понятно, — сказала она, — сторожите границу. Это ты, Фенр? — И опустила стекло перед оскаленной пастью.

Кинуться к ней! Заслонить собой! Но колени противно ослабели, а Элиза вытянула руку и потрепала жуткую морду.

— Ну-ну, не скалься так противно, Фенр. Этот мужчина со мной. Он теперь всегда будет со мной. Познакомься.