Возмездие - Сергей Майдуков

Вернувшись из управления, он, как всегда, отправился к Наде, уложил малышню, построил с ними город из кубиков, порисовал, полепил, а вечером повел кататься на санках. Обычно они с радостью шли гулять с дядей, но тут вдруг заартачились.

— Нет, не завтра, — строго сказал им Орешкин. — До завтра снег сойдет. Сегодня последний саночный день. Айда на горку, пока не растаяла. Нужно подышать свежим воздухом перед сном. Целый день в четырех стенах просидели.

Уже было совсем темно, когда они выбрались во двор. Но вечер был не черным, а каким-то молочным из-за тумана. Пронизанный местами электрическим светом, туман казался золотистым, но дальше висел сплошной белесой массой, сквозь которую не было видно окружающих домов.

Дело происходило в новом спальном районе, так что вокруг велось много строек. На одну, заброшенную, Орешкин обычно водил племянников. Там был пустой и совершенно безопасный котлован с наезженными полозьями склонами.

Время было довольно позднее, так что кроме них троих на горке никого не оказалось. Павлик и Полина умещались на санках вдвоем. Когда они скатывались вниз, Орешкину становилось как-то по-особенному зябко и неуютно.

«Еще разок и все, — решил он про себя, когда дети затащили сани наверх. — Неприятный вечер. Сыро, холодно. Зря я настоял».

С воплями и хохотом племянники понеслись на дно котлована. Орешкин, смотревший им вслед, вдруг почувствовал, что он стоит здесь не один. Он повернул голову и увидел чуть поодаль молодого мужчину в короткой куртке и широких спортивных штанах. Он подошел ближе, держа руки в карманах. Спросил:

— Катаетесь?

— Катаемся, — ответил напрягшийся Орешкин. — А что, нельзя?

— Можно, — сказал незнакомец, стоя рядом.

— Слушай, чего тебе?

— Просто стою. А что, нельзя? — спросил он точно таким же тоном, какой получился у Орешкина.

Ситуация была не просто странная. Дикая. Орешкин посмотрел на детвору, вскарабкавшуюся уже на середину склона. Они хохотали, скользя на ледяных кочках. Первым лез наверх Павлик. Полина цеплялась за санки, волочившиеся сзади, мешая брату. Из-за этого они то и дело съезжали ниже, что казалось им невероятно смешным!

— Хватит! — крикнул Орешкин с неожиданным для себя раздражением. — Перестаньте баловаться! Поднимайтесь быстрее! Домой пора!

Павлуша крикнул что-то неразборчивое. Полинка дернула за санки. Они в очередной раз соскользнули по склону.

— Ответь мне на один вопрос, — неожиданно заговорил незнакомец, по-прежнему стоявший на расстоянии вытянутой руки, что нервировало Орешкина все сильнее.

— Почему это я должен отвечать на твои вопросы?

— Просто ответь, — предложил человек.

Голос его был доброжелательным. Орешкин, который несколько секунд назад подумывал о том, чтобы сообщить, что он служит в полиции, слегка успокоился.

— Полина, шарф завяжи, потеряешь! — крикнул он, после чего повернулся к навязчивому собеседнику: — Ну, в чем твой вопрос?

— Ты вот все правду ищешь, — сказал тот. — В чем правда, брат?

Вот когда Орешкин окончательно понял, что над ним нависла смертельная опасность. Но было поздно. Зашедший за спину человек несколько раз ударил его в поясницу и бок чем-то острым. Под одеждой моментально стало горячо и мокро.

Орешкин по-медвежьи отмахнулся, но движение вышло вялым и неточным, так что он даже не задел напавшего.

— Не знаешь, — констатировал убийца, протирая стальное жало снегом. — А я тебе скажу. Правда в силе, брат. У кого сила, тот и прав.

Сделав прощальный жест, он пошел прочь, постепенно растворяясь в тумане. «Это сон, это сон», — говорил себе Орешкин, хотя прекрасно знал, что все происходит с ним наяву. Он не хотел пугать племянников, поэтому продолжал стоять, несмотря на усиливающееся головокружение. Кровь затекала в штанину, она липла к ноге.

Подбежали хохочущие дети.

— Павлик, — строго произнес Орешкин. — Полина. Слушайте меня внимательно. Не спорьте, не задавайте вопросов. Сейчас вы беретесь за руки и бежите домой. Быстро, не оглядываясь. Код на двери — четыре единицы. Ваш этаж пятый. Это я тебе говорю, Павлик. Не перепутай. Все. Бери Полинку и бегите.

Было в его тоне что-то такое, что заставило племянников подчиниться. Уже убегая, они то и дело оглядывались на дядю, который повел себя так странно. Только один раз ему хватило сил, чтобы помахать им рукой. Он подумал, что правда не в силе. Правда — в правде. Сила — это жизнь.

Силы заканчивались. Жизнь тоже.

Когда детские фигурки скрылись в арке, Орешкин позволил себе сделать то, что ему давно не терпелось сделать: он сел на утоптанный снег. По пустынной дороге проехал автобус, похожий на освещенную подлодку, плывущую в молоке. Орешкин сунул руку в карман и нащупал там холодный корпус мобильника, но не сумел обхватить его пальцами. Сил больше не было.

Орешкин лег на бок и сделал слабую попытку подтянуть ноги. Это было последнее, что он сделал в своей жизни.

Светлана Болосова была физически развитой девушкой с туманными представлениями о мироустройстве и очень четким пониманием того, чего она хочет от жизни. Списка желаний она не составляла, зато в ее комнатушке висел полномасштабный лист ватмана, обклеенный пестрыми вырезками из иллюстрированных журналов и ксероксных распечаток гугл-картинок. Там были яхты, умопомрачительные наряды, шикарные авто, особняки, бассейны, вечеринки, богатые мачо с гелевыми прическами и ухоженной щетиной, подиумы, соболиные шубы, бриллиантовые колье и многое другое.

Коллаж соединил в себе все, что для Светланы являлось воплощением красивой и, главное, успешной жизни. Пророки и гуру из «Ютьюба» заверяли, что вселенная непременно прочтет такое послание, воспримет его как заказ и одарит адептов всем тем, чего им так не хватает для счастья. Почему вдруг? Да потому что человек создан для счастья, как птица — для полета. Вселенной и ее Создателю хотелось видеть, как мы радуемся, причем постоянно радуемся, будто дети. Просто наверху не имеют представления о наших потребностях. Владельцам же чудо-коллажей отказа ни в чем не будет. Нужно лишь слегка помогать вселенскому разуму. Как? Элементарно. Следовало создавать как можно больше ситуаций, способствующих раскрытию рога изобилия.

В этом Светлана преуспела. До генерала Левченко у нее был стареющий театральный актер, который отписал ей однокомнатную квартирку покойной мамаши. Сразу после этого Светлана сказала актеру, что собирается родить от него ребеночка, возможно, даже двойню, и он как-то резко охладел к ней и перестал отвечать на звонки. А квартира, провонявшая кошачьей мочой, осталась (двух проживавших там кошек Светлана снесла в клетке в парк и там бросила).

Не тратя времени даром, она стала искать место секретарши при каком-нибудь состоятельном дядечке, который бы финансировал ее личный поход за счастьем. Наивная дурочка пристроилась бы в бизнес-структуру и ждала бы, пока владелец соизволит трахнуть ее в числе прочих, — а прочих там пруд пруди. Не такова была Светлана Болосова. Она выбрала должность секретаря начальника УБОП, справедливо рассудив, что денег у него никак не меньше, а возможностей и власти — несравненно больше. Она оказалась права. Левченко был не просто богат, а очень богат. Еще совсем не старый, женатый, но бездетный — какая завидная пара! И решила Светлана не просто обогатиться, а выскочить замуж.