Штурмовик - Евгений Зубарев

Боковым зрением увидел, как взрывается самолет Николая, ударившись о скалу, и раскрывается парашют, на котором висел Шулимов. Я внимательно наблюдал за ним, одновременно доложив на КП армии, что сбили Шулимова.

У меня самого тогда начали дрожать колени. Если кто думает, что в бою не страшно, не верьте, страшно, я не один раз на себе проверял.

Потом я построил маневр для атаки по тому месту, откуда пустили ракету по Шулимову, — там слабенький дымный шлейф рассеивался.

Когда Коля приземлился, я отметил где, чтобы передать ПСС координаты. Сам вышел на боевой курс, сделал короткую очередь из пушки, экономя снаряды, чтобы прикрыть Колю.

К большому сожалению, кроме меня, никто из пилотов не видел, где сел сбитый лётчик. Когда я передал координаты приземления Шулимова, это оказалась высота 3660 метров. Надо отдать должное вертолетчикам — через полчаса командир посадил машину на этой высоте, и они подобрали лётчика.

По рассказу Коли, он видел, как «духи» шли к нему, — еще минут 20–30, и они были бы у него в гостях.

Коля потом назвал своего родившегося сына Сашей в честь меня, объясняя это тем, что, если бы я его не нашел и не прикрывал, пока его не подобрали, сын бы не родился.

В этом вылете я садился в Баграме с остановленными двигателями, благо Су-25 позволяет планировать. Топливо закончилось за 15 секунд до полосы — дело в том, что я висел над районом атаки, пока не забрали летчика, прикрывая заодно и вертолет ПСС.

Другой вылет, я считаю, — один из многих, который достоин внимания, так как позволил уничтожить почти весь лагерь подготовки моджахедов. Моему звену была поставлена задача — нанести удар по лагерю подготовки недалеко от Пешавара, около 60 км за границей, в Пакистане. По данным разведки, мы точно знали, что в системе ПВО Пакистана дежурит истребительная авиация, и, если радары увидят, что наши самолеты подходят к границе, они нас уже будут ждать. Командир полка предложил мне дать на прикрытие наших МиГ-23 («Грифы»), если вдруг нас атакуют истребители ПВО Пакистана. Я подумал и отказался, потому что наши «Грифы» за 60 км на чужую территорию не пойдут, это международный скандал, а если будут просто барражировать, то привлекут внимание ПВО.

Попросил разрешения самому разработать удар и придумал такую схему: якобы большой транспортный борт зашел на посадку в Джелалабаде. Руководитель полетов там был в курсе, но согласился нам подыграть. Мы пошли звеном, очень близко пристроившись друг к другу, чтобы на экране выглядели как одна крупная воздушная цель. Прошлись над полосой в Джелалабаде на предельно малой высоте и левым разворотом, не набирая высоту, втроем полетели на Пакистан, а один набрал высоту и ушел в сторону Кабула и над озером Суруби встал на высоте 5500 в большую коробочку, дожидаться нас.

Так на высоте 25–40 метров мы и прилетели раненько утром в гости к моджахедам недалеко от Пешавара. Мы выполнили по три захода на цель.

Преклоняюсь перед нашими разведчиками — они дали очень точные координаты лагеря подготовки. Я первый раз видел такое большое скопление палаток с живой силой и техники. Мы все почти и уничтожили: я видел на третьем заходе, когда шел низко и стрелял из пушки, как остатки живой силы разбегались. Думаю, они здорово напугались. Потом мы также на предельно малой высоте стали уходить домой, и, когда над границей начали потихоньку набирать высоту, наше КП нас начало торопить вернуться быстрее, так как уже подходили истребители ПВО Пакистана. Но они опоздали, мы свою задачу выполнили и ушли невредимыми.

Один небольшой эпизод из декабря 1985 года, который тоже врезался в память, — дуэль с зенитной пушкой. В одной из наземных операций нашим десантникам не давали возможности высадиться в хорошо укрепленном районе Черных гор. Авианаводчик вывел наше звено на эту зенитку. Я увидел, откуда она стреляла, и попросил командира звена Цыбина разрешения на удар. Вышел на боевой курс с углом пикирования примерно 35 градусов и начал прицеливание. У меня еще не подошла высота для пуска ракет, а это примерно высота над целью 500–800 метров, а этот гад начал в меня стрелять раньше. Я первый раз увидел как летят малиновые шары точно в лоб, понятно, что это какие-то 3–4 секунды до начала стрельбы, но кажется, что очень долго. Я выдержал, я видел яркие вспышки в прицеле, и что-то очень быстро летело мимо меня, потом нажимаю «огонь» и вижу, как мои ракеты очень плотно попадают в ЗУ. В следующую секунду радостный крик в эфире авианаводчика: «Прямое попадание, сверли дырку на кителе!» После атаки мне тоже радостно, не то что до атаки и на пикировании — тогда было реально страшно.

В июле 1986 года командованием 40-й армии было принято решение о проведении крупномасштабной операции по уничтожению вооруженных формирований в «зеленке» южнее Кандагара. Наша эскадрилья ежедневно выполняла по 30–40 боевых вылетов на бомбо-штурмовые удары по позициям боевиков.

Однако почему-то операция затянулась, войска начали нести большие потери, потом выяснили, что «духи» постоянно подтягивают новую живую силу и боеприпасы. Вспоминаю тот день, когда нам задачу ставил сам легендарный генерал армии Варенников. Он приказал штурмовикам к утру следующего дня заминировать 12 дорог, по которым «духи» подвозят боеприпасы и людей. На тот период в эскадрилье на минирование летали только два лётчика, я и Приходько, вот комэска Комаров и приказал мне готовиться на минирование.

Минирование с самолёта при применении КМГУ (контейнер малогабаритных грузов универсальный) выполняется в горизонтальном полёте с постоянной скоростью 550–700 км/ч и с высоты 200–400 м над целью. Т. е. это очень удобная позиция для зенитчиков по уничтожению воздушных целей, просто как учебное пособие.

Лётчику, чтобы положить на дорогу или тропу мины, необходимо лететь прямолинейно 6–12 секунд, потом развернуться и по соседней тропе сделать то же самое, и так 12 раз. Я начал понимать, что на каком-то из очередных заходов на минирование меня снимут, как охотник утку.

Начал думать, как выполнить приказ и остаться целым. Пришла в голову мысль: а что, если сделать это ночью, выполняя минирование под светящимися авиабомбами? Взял учебники по боевому применению, думал там вычитаю, но ничего подобного там не нашел, а мысль уже не выходит из головы. Посоветовался со своим другом, начальником штаба Рустемом Загретдиновым.

Он в принципе мою идею поддержал, пошел к комэска, рассказал ему, что, если сам мне подсветит САБми, я выполню задачу чётко и в срок. Объяснил, что «духи» будут ослеплены, и им видно будет только факелы от бомб, а самолёт не видно будет. Комаров вначале сильно сомневался, что так можно в горно-пустынной местности выполнить задачу — ведь это чревато столкновением самолёта с землёй или с каким-нибудь препятствием. Но потом он согласился с моими доводами, что это все-таки предгорье, перед рекой Аргандаб, там не такие высокие горы.

Я все рассчитал: когда Рустему нужно повесить САБы, и сколько времени они горят (примерно бомба светит 6–7 минут). То есть мне на два захода хватает первой серии светящихся бомб, так в одном вылете я минировал четыре дороги.