Удалённый аккаунт - Алесса Ли

Опекунов это не беспокоило, они нас практически не трогали, что казалось мне странным до того, как я узнала о случившемся с их дочерью.

— Как ты думаешь, а Светлана и Семен не были типичными родителями, потому что боялись, что с нами произойдет то же, что и с Алией?

— Я думаю, что после ее самоубийства, они прочли много литературы о воспитании детей, — Арина не отвлекалась от своего занятия, — и это круто, — она аккуратно закрыла крышечку лака и вытянула ноги перед собой, любуясь результатом. — Люди редко учатся на своих ошибках, большинство просто ищут другие причины для произошедшего. Например, плохие компании или каких-нибудь злодеев, вовлекающих их детей в смертельные игры.

— Тогда еще не было интернета в общем доступе.

— Значит, на заборе писали. Или было что-то другое, но суть одна. Мы всегда ответственны за то, что происходит с нашими детьми. Запомни это, ясно? Я тебе не прощу ошибок с моими племянниками.

— У тебя же нет братьев и сестер, — я приподняла бровь.

— А ты?

Кто-то прошел мимо дома, я слышала их голоса и встала, чтобы посмотреть в окно. На пыльной, по-летнему сухой дороге никого не было — ни людей, ни теней, только звуки приблизились, а затем стали отдаляться, будто кто-то прошел мимо. Я вздрогнула от понимания, что это симуляция. Куда было лучше, когда улицы были пусты и безмятежны.

— Уже начала писать о Наташе?

— Зачем? — кровь прилила к моему лицу, — я же солгала.

— Так сделай это правдой.

— Зачем?

— Ну, последняя воля, все такое, — Арина безразлично пожала плечами, — жизнь длинная, ты можешь начать, попробовать. Вдруг у тебя получится, ты станешь знаменитой и заработаешь много-много денег, купишь загородный дом, переедешь туда со своей кошкой, Энже будет к тебе приезжать или тоже останется с тобой… знаю, в твоем доме будет два этажа, на первом большая кухня и гостиная, а на втором спальни и кабинет. И все будет сделано из темного дерева с ароматом сосны и дуба. И ты будешь темными вечерами писать свои книги про самоубийства. А потом у тебя появятся дети, и мрачный замок заполнят разрисованные стены, гремящие игрушки, шум. Как тебе?

Она строила планы за меня так, будто собирается сама жить, отчего моя грудная клетка сжималась, а вместе со слезами накатывал гнев. Я злилась на нее за то, что она умерла, и теперь, будто живая, фантазирует о будущем.

— Ты мертва, — сообщила я, — а мне это не нужно.

— Спасибо, я знаю, — она передразнила мой заупокойный тон и села на кровати, свесив одну ногу, — и дело именно в том, что я — мертва, а ты нет. И ты ходишь сюда, как если бы я ходила к живым. Ты должна мечтать о грядущем, потому что у тебя оно есть. Уходи с поминок, скоро уже Новый год.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — я быстро пожалела о сказанном.

Арина наклонила голову, а за окном пропало солнце и все стихло, будто собиралась гроза.

— Тебе придется жить без меня, Акылай. Я сожалею обо всем. Уходи.

Железный голос, с каким она, грубо дергая за руку, привела меня в психиатрическую клинику. Она умела быть жестокой, когда это требовалось. И сильной, и решительной, такой, какой не могла быть я.

— Нет, подожди, — сердце отчаянно колотилось в груди, — я не хочу жить без тебя. Не прогоняй меня, позволь остаться!

— Прогонять тебя из собственного сознания? — она скрестила руки на груди, — а ты не думала, что я просто твой плод воображения? Я мертва, Акылай. Меня нет больше, тебе нужно это принять и отпустить. Я не вернусь, сколько бы ты не провела времени здесь, — она обвела руками пространство вокруг, задела кончиками пальцев книги на своей полке и коробочку с украшениями, — меня нет. Я — пепел в нише.

Я закрутила головой, как ребенок отказывающийся идти в сад. Глаза мои уже ничего не видели — их заполнили слезы, и за ненадобностью я их попросту зажмурила. Фактически — я знала, о чем она говорит, но верить в то, что она не рядом — было выше моих сил. Наверное, столь же мучительно было матери, для которой ученые воссоздали образ ее погибшей дочери в виртуальной реальности. И теперь я знаю — встречи с умершими вызывают зависимость. Наверное, не столь имеет значение, Арина ли это на самом деле. Мне бы хватило иллюзии, лишь ощущать ее рядом. Время с родными — наркотик, от которого так сложно отказаться, когда приходит время. Разлука — это ломка, которой я не могу вынести. Мне больно физически от одной лишь мысли, что это — конец. Еще минутку, часок, денек… еще хоть грамм.

— Стой, — Арина пошла к двери, а я споткнулась в попытке ее удержать, оставшись стоять на коленях с протянутой рукой.

Коснувшись ее кожи, я ощутила холод, как в день ее похорон. В траурном зале, когда пришло время прощаться, все обходили гроб по часовой стрелке, и я с намерением дотронуться до нее последний раз, несмотря на сковывающий страх, опустила ладонь внутрь. Арину завернули в белую хлопковую ткань, из-под которой виднелось только плотно загримированное лицо, — надевать платье было не на что, и танатопрактик старался скрыть последствия аварии, как мог. Мои пальцы свободно прошли мимо, не встретив локтя или плеча, ведь я тянулась к руке, которой не было. Я почувствовала только исходящую от тела прохладу, словно под ней лежал лед. Напуганная этим, я так и не смогла достойно проститься, только наклонилась и прошептала «прости». Ожидая автобус перед поминальным обедом, я сидела на асфальте, — не могла стоять, — понимая, что это был мой последний шанс.

— Хватит! — она отдернула смуглую руку и задержала ее над головой, — оставь меня уже. Отпусти! Тебе одной плохо? Присмотрись уже к окружающим, это эгоистично.

Арина выскочила за дверь, хлопнув ею так, что затрясли шкафы. Она даже из жалости не посмотрела на меня в последний раз. Я, ударяясь об угол кровати и шкафа, на полусогнутых ногах бросилась к выходу из комнаты, но Арины уже не было в коридоре. И на этаже, и на втором, и даже в кухне-гостиной. Ни в саду, ни на улице я ее не нашла, но продолжала хаотично бежать то в одну сторону, то в другую, то заглядывала в чужие огороды, будто могла бы ее найти там. И, решив, что если это мое сознание, пыталась заставить ее появиться,