Плоть и кровь - Иэн Рэнкин

Смайли прочел вслух один из лозунгов:

— «Долой ирландцев». — Он повернулся к Йейтсу. — Что — всех ирландцев?

Йейтс улыбнулся:

— Католики пишут: «Долой армию». Поэтому лоялисты пишут: «Долой ирландцев». Они не считают себя ирландцами — говорят, что они британцы. — Он снова посмотрел в зеркало заднего вида. — И они становятся все более злобными. Лоялистские вооруженные формирования убили в прошлом году больше людей, чем ИРА. Такое, насколько мне известно, случилось в первый раз. Теперь нас ненавидят и лоялисты.

— Нас — это кого?

— Королевскую полицию Ольстера. Как они радовались, когда ОДС были объявлены вне закона. А запал поджег сэр Патрик Мейхью.[72]

— Я читал о беспорядках.

— Недавно — в прошлом месяце. Здесь, в Шанкиле,[73]в других местах. Они говорят, мы их притесняем. Мы никогда не сможем победить.

— Я думаю, мы получили представление, — сказал Смайли, которому не терпелось приступить к работе.

Но Ребус понимал, что хочет донести до них Йейтс: это они виноваты в происходящем.

— Если вы считаете, что получили представление, — сказал Йейтс, — то вы не получили никакого представления. Вы несете ответственность за происходящее.

— Как?

— Шотландцы. Вы обосновались здесь в семнадцатом веке. Стали помыкать католиками.

— Не думаю, что нам нужен урок истории, — тихо сказал Ребус.

У Смайли вид был такой, словно он готов взорваться.

— Но тут все дело в истории, — ровным голосом сказал Йейтс. — По крайней мере, на поверхности.

— А под поверхностью?

— Вооруженные формирования заняты заколачиванием денег. Без денег они не могут существовать. Поэтому теперь они стали откровенными гангстерами, другого такого легкого и простого способа добывать необходимые им деньги не найти. Это замкнутый круг. ИРА и ОДС время от времени встречаются за круглым столом. Заседают, как того и хотят от них политики. Но вместо того чтобы говорить о мире, они говорят о том, как им раздербанить страну. Мы обкладываем данью строительные компании, а вы берете себе таксофирмы. Бывают даже случаи, когда украденное одной стороной передается другой для продажи на их территории. Время от времени напряженность возрастает, потом — обычная деловая обстановка. Как в каком-нибудь фильме про мафию — деньги, которые делают эти ублюдки… — Йейтс покачал головой. — Они просто не могут позволить себе мира. Это плохо для бизнеса.

— И для вашего бизнеса тоже плохо.

Йейтс рассмеялся:

— Да, справедливое замечание. Тогда доплаты за сверхурочные не получишь. Но с другой стороны, появляется шанс дожить до выхода на пенсию. Пока это удается не всем.

Йейтс взял рацию.

— Два-шесть-ноль, я в пяти минутах от базы. Два пассажира.

Из рации послышался треск помех.

— Сообщение принято.

Йейтс положил рацию.

— Теперь смотрите, — сказал он, — это тоже Белфаст. Южный Белфаст. Вы о нем почти ничего не слышите, потому что тут почти ничего и не происходит. Понимаете, что я имею в виду, говоря о двух городах?

Ребус уже некоторое время назад обратил внимание на изменившуюся обстановку. Они внезапно оказались вроде бы в процветающем, безопасном месте. Здесь были широкие, высаженные деревьями проспекты, особняки, некоторые из них по виду совсем новые. Они проехали мимо университета — здания красного кирпича, точно имитирующего здания старых колледжей. И в то же время они находились в десяти минутах от районов, охваченных «конфликтом». Ребусу было знакомо и это лицо города. Он пробыл здесь только один срок, но запомнил большие дома, оживленный центр, викторианские пабы, интерьер которых почитался национальным достоянием. Он знал, что город окружен зеленым пригородом, извилистыми дорогами и проселками, в конце которых могут стоять молочные бидоны, начиненные взрывчаткой.

Отделение КПО на Малоун-роуд было хорошо замаскировано, упрятано за деревянным забором и ненавязчивой наблюдательной вышкой за ним.

— Мы должны соблюдать приличия ради местных жителей, — сказал Йейтс. — Это тихая часть города, никаких проволочных ограждений и автоматов.

Ворота для него были уже открыты, а когда они проехали, быстро закрылись.

— Спасибо за экскурсию, — сказал Ребус, когда машина остановилась.

Он сказал это без лукавства, и Йейтс ответил ему кивком. Смайли открыл дверцу и вылез из салона. Йейтс окинул взглядом салон, поднял крышку бардачка и, вытащив оттуда пистолет в кобуре, забрал его с собой.

— У вас ведь ирландский акцент? — спросил Ребус.

— По большей части. Еще немного ливерпульского примешалось. Родился я в Бутле, а сюда мы переехали, когда мне было шесть.

— А почему вы пошли служить в КПО? — спросил Смайли.

— Наверно, я всегда был немного сумасшедшим.

Ему пришлось выписать пропуска на обоих посетителей, их личности при входе были проверены. Ребус знал, что потом кто-нибудь из служащих занесет их в компьютерную базу данных.

Внутри здание ничем не отличалось от обычного полицейского отделения, вот только окна были надежно защищены, а уличные патрули уходили на дежурство в пуленепробиваемых жилетах и с кобурами. Они во время поездки видели полицейских в городе, но Йейтс ни с кем из них не поздоровался. Попался им и армейский патруль, молодые новобранцы — они сидели в бронетранспортере (во времена Ребуса, а может, и по сей день известном как «свинья») с открытой задней дверцей, руки легко держат автоматические винтовки, на лицах — как учили — никаких эмоций. Хотя окна в отделении и были надежно защищены, ощущения, что ты в осажденной крепости, здесь не возникало. Шутки были такие же скабрезные и такие же чернушные, как в Эдинбурге. Все рассуждали о телевизионных передачах, о футболе, о погоде. Смайли это ничуть не интересовало — он хотел как можно скорее закончить работу и вернуться домой.

Ребус не был уверен в Смайли. Может быть, он и был незаменим в офисе, демонстрировал чудеса эффективности, но здесь он не казался таким уж уверенным в себе. Он нервничал и не скрывал этого. Он снял пиджак, сетуя на жару, из-под мышек у него расползались влажные пятна. Ребус, отправляясь сюда, думал, что из них двоих нервничать будет он, но теперь им овладела некая отстраненность, воспоминания не давили. Он чувствовал себя нормально.

У Йейтса был небольшой персональный кабинет. Они купили чай в автомате и теперь поставили бумажные стаканчики на стол. Йейтс засунул пистолет в ящик стола, набросил пиджак на спинку стула и сел. Над ним на стене был прикноплен лист бумаги с напечатанным на компьютере крупным шрифтом текстом: «Nil Illegitimum Non Carborundum».[74]Смайли решил съязвить.