Зеркальный паук - Влада Ольховская

В прошлом Михаил Эйлер обладал удивительным умом – пытливым, острым, способным разобраться даже в самых запутанных делах. Это позволило ему стать великолепным следователем, одним из лучших в свое время. Для нового поколения он был чуть ли не легендой, для ровесников – поводом заявлять: «Вот были раньше следаки, сейчас таких не делают!»

Он даже бой со временем, который все обязаны проиграть, вел дольше, чем другие. Физически он оставался крепок, здоров и силен, он выглядел намного моложе своих лет. Но ближе к шестидесяти он столкнулся с врагом, которому даже он не мог противостоять, – деменцией.

Первые проявления болезни были незначительными, еще не страшными, не способными слишком уж сильно нарушить привычный ритм жизни вышедшего на пенсию Михаила. Однако он быстро разобрался, что к чему. Он никогда не отступал перед проблемами, гордость не позволяла. Вот и теперь он принял уготованную ему долю с гордо поднятой головой.

Он прекрасно знал, что дальше будет только хуже, и дал своим детям четкие указания. Его должны были спрятать подальше от друзей и знакомых, обеспечить должным уходом, но навещать не слишком часто – и пореже привозить к нему внуков. Михаил хотел, чтобы его запомнили сильным и мудрым, лишь немногим было дозволено увидеть то, во что он превратился.

Дети выполнили его волю. Они определили его в частный пансионат, пребывание в котором стоило примерно как жизнь на элитном курорте. Но их было трое, они неплохо зарабатывали и могли позволить себе это. Михаила поселили в отдельном коттедже, к нему приставили личную медсестру, и пока этого было достаточно.

Его нынешнее состояние, несмотря на прием многочисленных лекарств, напоминало американские горки. Иногда он был спокоен, смотрел в одному ему известную точку и мог часами вообще не двигаться. Но иногда к нему возвращалась полная ясность сознания, когда он все прекрасно помнил. В такие периоды он спешил работать над книгами и научными трудами – однако случались они все реже и реже.

Ян ездил к отцу не чаще раза в год. Нельзя сказать, что он затаил злобу, но и забыть прошлое не мог. Поэтому он посещал пансионат, если его сопровождали Нина и Павел. Сегодня он впервые ехал туда без особого повода, без приглашения и даже без предупреждения. Он не был уверен, что это правильное решение. Но сейчас его привычная жизнь разлеталась, превращалась непонятно во что, так что… хуже не будет.

Неподалеку от ворот пансионата раскинулась просторная парковка. В будний день она была занята в основном машинами персонала, и свободных мест здесь хватало. Ян оставил автомобиль в тени старой березы и направился к воротам. Вдоль забора были высажены мелкие рыжие бархатцы, присыпанные сверху сухими листьями. Их запах, теплый, чуть пряный, заполнял собой все вокруг, легко переплетаясь с прохладным воздухом. Он был отдаленно похож на запах лилий, однако Ян с удивлением обнаружил, что здесь и сейчас это почему-то не имеет особого значения.

У ворот он предупредил охрану о том, кто он, показал пропуск, хранившийся в боковом кармане бумажника с прошлого визита. Заодно Ян позволил охранникам заметить полицейское удостоверение. Это было не обязательно – но значительно упрощало ему жизнь.

Нина, кажется, знала распорядок жизни в пансионате наизусть, именно она в большинстве случаев организовывала семейные визиты. Яну было плевать, кто здесь чем занимается, он понимал, что это никак не влияет на состояние его отца. Либо старик будет в норме, либо нет, третьего не дано.

Сиделка отца, конечно же, знала Яна – и была удивлена его визитом. Чувствовалось, что ей хотелось возмущаться, однако она не решилась. Ян почему-то всегда немного пугал ее, хотя он ничего для этого не делал.

– Михаил Леонидович сейчас в саду, – только и сказала она.

– Каковы шансы, что он меня узнает?

– Сегодня утром он был разговорчив, так что попробуйте… Принести вам чего-нибудь? Кофе, чаю?

– Нет, благодарю. Я бы хотел побеседовать с отцом наедине.

– Что-то случилось?

– Это… личное.

Отец сидел в высоком деревянном кресле, расположенном у небольшого пруда. Оттуда можно было наблюдать, как листья старых кленов, срываясь вниз, кружатся и садятся на воду. Прекрасное развлечение для умиротворенной пожилой дамы – но никак не для человека, которым был Михаил Эйлер. Все меняется. Если бы Ян верил в карму, он бы решил, что тут она потрудилась на славу.

Михаил был накрыт теплым пледом, на коленях у него лежала книга, но, когда Ян подошел, он не читал. Название стерлось, да оно было и не важно. Взгляд отца оставался равнодушным, будто его и правда интересовали только клены. Ян опустился на небольшую старую лавку, вкопанную в землю у пруда.

В этой части сада пахло прелыми листьями – главный запах осени, вступающей в свои права.

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне, как опознал ее, – ровно и спокойно сказал Ян.

Он до последнего не признавался даже самому себе, что едет сюда именно за этим. Теперь вот пришлось – он должен был привлечь внимание отца.

Он и сам не знал, зачем это ему нужно. Когда он просил о беседе Павла, он еще верил, что Александра может быть жива, вот в чем истинный смысл оставленных ему посланий. Теперь уже нет. Цель могла быть лишь одна: сделать больно самому себе, чтобы болью заглушить все остальное.

Отец не отреагировал, но Ян и не надеялся, что это будет так просто.

– Ты никогда никому не рассказывал, как именно это было, – продолжил он. – Мне так точно нет. Возможно, ты рассказал бы Пашке, если бы он попросил тебя. Но ему и так хватило сюжетов для ночных кошмаров, это я уже понял! Ему было не так важно знать это. Для него Александра была просто сестрой. Для меня она была чем-то большим.

Михаил все так же смотрел вперед, не моргая. Там, куда он смотрел, ничего не было.

– Ты хотя бы помнишь Александру? Ее имя что-то значит для тебя? Ты не имеешь права забывать. Только не ее! Себя забывай сколько угодно, свои эти подвиги, все равно тебе напомнят. Но ее – никогда! И то, что ты сделал. Это остальные думали, что у вас просто какое-то там противостояние, битва характеров. Я все знал. Я помню ее слезы – и свою беспомощность. Я знал, что до добра это не доведет, я надеялся, что ты остановишься… А ты отнял ее у меня. Ты хоть понимаешь это? То, что произошло, нельзя назвать несчастным случаем. Это твоя вина. Раз уж у тебя такой должок передо мной, тебе не кажется, что я имею право на компенсацию? Я должен знать все!

Михаил наконец повернулся к нему и уставился на младшего сына, но даже сейчас невозможно было понять, насколько он адекватен. Ян не первый раз отмечал, какие жуткие у их семейства глаза – и как окружающие выносят это постоянно? Белесые, словно затянутые первым осенним льдом… Эти глаза унаследовали трое из четырех детей Михаила Эйлера. Павел остался не у дел, всегда делал вид, что его это не беспокоит, – и всегда врал.

– Почему ты не сказал мне, что увидел там? – в который раз спросил Ян. – Почему не позволил узнать?