Властелин видений - Антон Грановский

– Как ты называешь этот меч? – спросил он.

– Рудгор, – ответил кузнец. – Я называю его Рудгор. Так звали моего сына.

Глеб взглянул на Вакара удивленно.

– У тебя был сын?

– Был, – кивнул Вакар. – Моя жена умерла, рожая его. Но Рудгор родился хилым и умер на третий день после рождения.

– Прости. Я этого не знал.

Глеб помолчал, обдумывая все, что услышал. Потом сказал:

– Вакар, я буду с тобой так же честен, как ты со мной. Я не верю, что «гриб бессмертия» существует. Если бы он был, я бы давно нашел его. Кроме того, сила любой чуднoй вещи становится тем слабее, чем дальше ее уносят от Гиблого места. Тебе придется всю жизнь прожить неподалеку от чащобы. В Хлынь– граде, в Топлеве, в Отнеевке или где-нибудь поблизости.

– А я никуда не собираюсь уезжать отсюда, – заверил Вакар. Он помолчал немного, теребя рыжеватую бороду и будто бы на что-то решаясь, потом сказал: – Когда я ковал этот меч, я всё время думал про этот проклятый гриб. Рудгор выкован не только из хуралуга и белого железа, но и из моих надежд, Глеб.

– Что ж, раз ты так сильно в это веришь… Да будет так.

Глеб вынул из ножен свой меч и положил его на верстак. А взамен сунул в ножны новый всеруб. Поднявшись с лавки, Глеб глянул на Вакара и осторожно спросил:

– Твой внук ведет себя, как человек?

– Он и есть человек, – спокойно ответил кузнец.

– Только наполовину.

– Он человек, – упрямо проговорил кузнец. – Родился человеком и умрет человеком.

Несколько мгновений мужчины смотрели друг другу в глаза. Затем Глеб кивнул.

– Хорошо. Но приглядывай за ним получше, Вакар. Рано или поздно он чем-нибудь себя выдаст. И тогда его убьют.

– Я позабочусь о своем внуке, Первоход. Уж будь уверен. У мальчика доброе сердце. Гораздо добрее, чем у большинства людей. Он рожден от настоящей женщины, и человеческого в нем больше, чем звериного.

– Главное, чтобы он сам об этом не забывал.

– Он не забудет. Клянусь Перуном.

– Что ж, пусть боги помогут ему. Пора вернуться к Хлопуше.

– Да, пора. – Вакар улыбнулся. – Должно быть, твой приятель слопал все мои съестные запасы. Нужно будет дать вам на дорогу побольше сухарей и вяленого мяса. Иначе этот великан проглотит тебя, да так, что и сам не заметит.

До «уграйской кущи» добрались довольно быстро. Два разъезда удалось миновать, прячась за деревьями, но третий – из трех всадников – сам внезапно выехал из-за деревьев. Глеб вскинул скорострел, однако нажать на спуск не успел. Что-то тяжелое ударило его по руке и вышибло скорострел из пальцев.

Глеб кинулся к разбойникам, сбросил одного с коня и хотел сам запрыгнуть в седло, но не успел он коснуться передней луки седла, как на голову ему обрушилась голомень меча. Глеб пошатнулся и, почувствовав еще один удар, провалился во тьму.

Первое, что услышал Глеб, придя в себя, был цокот копыт о камни, устилавшие дно пересохшего ручья. Глеб сидел на коне со связанными запястьями. В это мгновение голову Глеба пронзила острая боль, и он снова потерял сознание.

Очнулся он лишь тогда, когда разбойники сняли его с лошади и прислонили к стене избы.

– Ну? Ты как? – спросил его Шкуродер.

– Лучше, чем пять минут назад. – Глеб огляделся. Перед ним расстилался большой двор. Народу было много, но все занимались делом. Кто-то таскал воду, кто-то рубил дрова, кто-то возделывал огородик, кто-то развешивал для просушки белье. Люди бросали в сторону Глеба любопытные взгляды, но никто из них не прервал своей работы.

– Это и есть «уграйские кущи»? – хрипло спросил Глеб.

Шкуродер кивнул:

– Да.

К ним подошел лысый, безбородый и безбровый мужик с рожей профессионального убийцы. Этакий Хитмен, но не в костюме и галстуке, а в полукафтане и с мечом на боку.

– Гвидон, – обратился к нему Шкуродер, – стой здесь и никого не пускай в избу.

Пять минут спустя Глеб сидел в избе, на лавке, обезоруженный, связанный по рукам и ногам и беспомощный. За столом, в полутора саженях от себя, Глеб увидел пятерых разбойников. Один из них вертел в руках скорострел. Вичкут Шкуродер уселся на резную лавку, прямо перед Глебом.

Глеб посмотрел ему в глаза, облизнул распухшие губы и хрипло спросил:

– Где Хлопуша?

– В чулане, – небрежно ответил атаман Вичкут.

– В каком?

– Прямо у тебя за спиной.

Глеб повернул голову и увидел краем глаза дверцу.

– Как это вы сумели втиснуть его туда? – удивился Глеб.

Седобородый атаман ухмыльнулся.

– Сумели.

Глеб перевел взгляд на атамана.

– А ты постарел, Шкуродер, – проговорил он. – Сильно постарел.

– Ты тоже не стал моложе, Первоход. Что ты делаешь в городе?

– Соскучился по вашим рожам. Кто меня вырубил?

Атаман кивнул головой на смуглолицего громилу, одетого в халат и с кайсацким шлемом на голове.

– Его зовут Фарух. Он может расшибить дубовую доску в щепы голым кулаком.

– Жаль, что вместо дубовой доски ему попалась моя голова, – угрюмо проговорил Глеб. – Раньше ты брезговал степняками, Шкуродер. Считал их безмозглыми выродками.

– Фарух печенег, он служит мне верой и правдой. Если я прикажу, он вырежет тебе кишки и съест их.

– Не сомневаюсь. Ты всегда плохо кормил своих псов.

Фарух скрипнул зубами, а Шкуродер усмехнулся и снисходительно проговорил:

– Ты жалок, Первоход. И ты в моей власти. Если я захочу, я могу убить тебя.

– Ну, так сделай это побыстрее.

Атаман покачал седой головой.

– Нет. Быстро не хочу. Я бы хотел, чтоб ты помучился перед смертью.

– Чем же я заслужил такую нелюбовь?

– Ты всегда стоял у меня на пути, Первоход. Помнишь караван ладей, что о прошлую зиму шел по Ядрыни? Это ведь ты предупредил купцов и посоветовал им нанять заградительный отряд?

Глеб сплюнул кровь, мрачно посмотрел атаману в глаза и хрипло изрек:

– Странно. По голове дали мне, а бредишь ты.

– Года два назад я ненавидел тебя, – продолжил Вичкут задумчиво. – В Порочном граде только о тебе и говорили. Куда ни придешь, повсюду одно и то же: Первоход – то, Первоход – сё. Потом ты стал изгоем, но это не излечило моей ненависти.

– Так ты завидуешь мне, что ли?

Вичкут Шкуродер внимательно посмотрел на Глеба.

– Что ж… Может, и так. Но то было раньше. Теперь – нет. Будь мы с тобой в городе мертвых, я бы заглядывал тебе в рот и ловил каждое твое слово. Но в Хлынь-граде ты так же беспомощен, как любой из местных бродяг.