Сад изящных слов - Макото Синкай

«Что бы ни происходило, она обязана прийти в школу, встретиться с Айдзавой лицом к лицу и всё уладить. Она ещё может это сделать», — так думал я.

Та зима для всех выдалась длинной, мрачной и тяжёлой.

Скончался мой отец, живший в нашем родовом доме в Сендае[60]. Ему перевалило за восемьдесят — я был поздним ребёнком. Когда у отца обнаружили рак поджелудочной железы, оказалось, что болезнь уже на четвёртой стадии. Из-за преклонных лет он отказался мучить себя лечением и после полугода паллиативной помощи мирно отошёл в мир иной. Наверное, и его раздирали противоречия, но он до последнего старался не выглядеть слабым в глазах сына.

— Пожалуй, мне особо нечего тебе оставить, — сказал отец, когда я навестил его за несколько дней до смерти. — Но завещаю тебе найти спутницу жизни, которую ты сможешь полюбить больше себя самого. Если сумеешь, считай, не зря пожил.

Когда пришло время прощаться с Юкари, я вспомнил те самые слова моего отца.

Любил ли я её больше самого себя? Наверное, нет. Я остановился задолго до того, как до этого дошло. Хотя когда-то меня тянуло к ней с той же силой, с какой засасывает в опасный водоворот, и я готов был умолять её стать моей женой... Эта страсть и сейчас не ослабла, но всё же я с неожиданной для себя лёгкостью отпустил Юкари. Мы что-то безвозвратно потеряли, а когда и как — это я полностью прохлопал. Между нами существовала какая-то связь, и, если бы ничего не произошло, мы смогли бы её укрепить, но теперь она разорвалась навсегда.

В тот стылый мартовский вечер в небе кружились снежинки, и, когда Юкари после долгого перерыва вновь появилась на пороге моей квартиры, я с первого взгляда понял, что между нами всё кончено. Даже не столько понял умом, сколько ощутил — вот он, момент расставания, будто надвигающаяся тёмная туча над открытой всем ветрам равниной. Юкари подстригла свои длинные волосы, и они едва доставали ей до плеч. Когда-то в её глазах я видел любовь и доверие ко мне, но сейчас этот свет бесследно погас. Остались лишь сильная усталость, испуг и сомнения. Только теперь до меня дошло, что я тоже присоединился к Айдзаве с её подпевалами и изводил Юкари вместе с ними.

— Мне правда очень жаль, — сказала Юкари дрожащим голосом, словно мягко проводя рукой прямо по моему сердцу. — Прости за все неприятности, что я тебе причинила. Я должна положить этому конец.

«Заметь, ты даже прощальные слова вынудил произносить её», — думал я, следя за тем, как Юкари заходит в пустой салон городского автобуса на остановке рядом с домом. Мы встретились чудом. Но я и пальцем не пошевелил, чтобы ей помочь, и навсегда похоронил наши отношения.

В опустевшей школе звучит звонок, призывающий расходиться по домам.

Всё вокруг охвачено пламенем заката, какой бывает после тайфуна. Я смотрю из окна учительской, как Юкари, закончившая собирать свои вещи, в одиночестве выходит за ворота. К ней подбегают несколько учеников. Они обступают её и начинают плакать. Она смотрит на них с нежностью и что-то говорит.

«А ведь ни я, ни Юкари так и не проронили ни одной слезинки», — думаю я, глядя на её улыбающееся лицо, подсвеченное безутешным красным отблеском заходящего солнца.

В ту осень было много тайфунов.

Штормовые ветра и заряды дождя, приходя в Канто, всякий раз бурно встряхивали атмосферу и, издеваясь над людьми, приносили с собой то внезапный летний зной, то зимнюю стужу. Но осень постепенно брала своё: по мере того как дни становились короче, подкрашивала в жёлтый цвет деревья гинкго вдоль дорог, понемногу стряхивала листья с ветвей, заставляла людей одеваться потеплее, а вскоре и вовсе уступила место зиме.

Наверное, с Юкари я больше никогда не увижусь. Та, кого я представлял спутницей всей моей жизни, ушла от меня окончательно и бесповоротно. Наверное, я буду сожалеть об этом до конца дней. И всё же как земля после дождя не сразу впитывает влагу, так и у нашей с Юкари истории осталось несколько страниц эпилога.

В тот день второго триместра, когда уволилась Юкари, случилось одно происшествие. Такао Акидзуки после уроков подрался с несколькими двенадцатиклассниками. Одна девушка это увидела, сообщила мне, и я отправился их разнимать. Хотя какая там драка — на Акидзуки просто набросились и избили. В группе тех двенадцатиклассников я заметил раздосадованную Сёко Айдзаву. Как я понял, Акидзуки досталось за то, что он её ударил, но больше никто ничего объяснять не стал. На щеках Айдзавы не было ни царапинки, а лицо Акидзуки почернело от кровоподтёков.

По существу, это был серьёзный случай рукоприкладства, но я не смог заставить себя выспрашивать подробности. Над всеми висела густая тень, оставшаяся после ухода Юкари. Мне подумалось, что Акидзуки сделал то, на что никогда бы не решился я. Пока мы ехали в больницу на такси, куда упирающегося Акидзуки пришлось запихивать силой, он молча сидел рядом со мной на заднем сидении и смотрел в пол, а я, искоса поглядывая на него, вдруг осознал, что он мне чем-то, самую малость, симпатичен. Он жил в своём, невидимом для меня мире.

В конце декабря, в выходной день незадолго до Нового года я наткнулся в городе на Сёко Айдзаву.

В школе уже начались зимние каникулы. Я бесцельно прогуливался по Сибуе и через окно кафе заметил внутри Айдзаву. Она сидела в одиночестве и рассеянно дымила сигаретой. Ни дать ни взять студентка: кожаная куртка цвета мокко, ярко подведённые глаза, крашеные волосы слегка завиты. Никто и не придерётся, что она на месте для курящих.

Я вошёл в кафе, сел рядом с Айдзавой и молча вытащил из её пальцев сигарету. Она удивлённо уставилась на меня. Я был одет в пуховик вместо спортивного костюма, а вязаную шапку натянул до бровей, так что Айдзава, похоже, меня не узнала.

— Когда куришь, убедись, что тебя никто не видит, — сказал я и затушил сигарету в пепельнице.

Она ещё какое-то время сверлила меня взглядом и наконец произнесла сердитым голосом:

— А, это вы, Ито-сэнсэй! Давайте вы не будете лезть в мою личную жизнь?

Ни испуга, ни смущения. Но от её одинокой фигуры веяло странной тоской, и у меня не возникло ни малейшего желания её ругать. Я достал свои сигареты и закурил. Айдзава злобно смотрела, как я картинно выдыхаю дым.

— У тебя что-то случилось? — спросил я, разглядывая снующих за окном пешеходов.

— У меня вечно что-то случается, — неприязненно буркнула она, и я невольно посмотрел ей прямо в лицо.

С близкого расстояния было заметно, что лоб и щёки ещё сохранили детские черты. Глаза покраснели и были влажными, как будто она недавно плакала.

«Жалко её», — подумал я. Какой бы взрослой она ни выглядела, как бы ловко ни манипулировала одноклассниками, она оставалась ребёнком.