Готовься к войне - Андрей Рубанов

— Да, она красивая. Но очень жадная. И вдобавок фригидная. Кроме того, у нее анорексия. И условная судимость за хранение наркотиков.

— Ах, вот как! — воскликнула рыжая. — Откуда ты все знаешь?

— Знаю, — скромно сказал Знаев. — Я все про всех знаю.

— Ты опасный человек.

— Я продаю и покупаю деньги. Я обязан все знать.

— Налей мне еще.

— И не подумаю.

— Тогда я пойду танцевать.

— Хорошая идея. А я исчезну. Но быстро вернусь.

— Очень быстро?

— Очень быстро.

Банкир разыскал Жарова и на правах друга пнул его коленом в мускулистый зад.

— Ты хотел поговорить.

— Уже не хочу, — с неожиданной злобой прорычал электроторговец и схватил Знаева за запястье. — А хотя — пойдем. В дом пойдем. Там и поговорим…

Весь первый этаж особняка был открыт для гостей, и здесь стоял дым коромыслом. Гоняли в бильярд, поминутно обрушивая на паркет шары; разжигали гигантский кальян, мучили телевизор, потрошили стойку с компакт-дисками. В туалете шумно совокуплялись. Жаров затащил банкира в полутемную комнату, битком набитую обувными картонками, рывком стальных рук развернул к себе лицом. Навис, дыша водкой.

— Я думал, ты приедешь с Камиллой.

— Я этого не обещал, — твердо возразил Знаев.

— Но ты обещал помириться.

— Помирюсь.

— Когда?

— Скоро.

— Ты бросил мою сестру. А теперь приходишь в мой дом с какой-то шалавой.

— Она не шалава.

— А кто она? Твоя новая подруга?

— Угадал.

— А Камилла? Что с ней?

— С ней все будет в порядке. Кстати, я сто раз говорил тебе, что это она настояла на разводе. Я был против.

Жаров мощно почесал волосатую грудь и вздохнул.

— Опомнись, Знайка! Что ты нашел в этой рыжей соске?

— Она не соска.

— Ты ей в отцы годишься!

— А мне все равно.

— Кто она?

— Работает у меня в банке.

— Слушай, отошли ее к черту. И помирись с моей сестрой.

— Я же сказал, помирюсь.

Альфа-самец еще больше погрустнел и яростно обнял банкира за шею.

— Гад ты, Знайка. Но я тебя люблю. И еще я ненавижу, когда я пьяный, а ты — трезвый. Зачем ты всегда такой трезвый?

— Мне так жить проще.

— Тебе? Проще? — электроторговец захохотал. — Иди посмотри на себя в зеркало! Пойдем вместе посмотрим. — Не выпуская товарища из захвата, Жаров увлек его к стене. В зеркале отразились двое: один багровый, потный, сильно нетрезвый, второй — бледный и взлохмаченный. — Смотри. Вот я — довольный и в говно бухой. А вот ты — вечно на все пуговицы застегнутый… Видно, что тебе жить очень сложно. Ты сам себе все усложняешь. Расслабься, дурень! Напейся хоть раз! Возьми вон Анжелу. Или Оксану. Затащи в угол, трахни… Хочешь Анжелу?

— Нет.

— Ладно. А коксу? Хочешь коксу?

— Нет.

— А гашиша? Хочешь гашиша? Убийственного индийского гашиша?

— Не хочу.

— А чего же ты хочешь, твою мать?!

— Хочу, чтоб ты вложил деньги в мой магазин.

Жаров отпустил друга, тихо застонал и спрятал лицо в ладони. Смотри-ка, у него новый перстень, — подумал Знаев, поспешно приводя в порядок волосы. — Новый и очень дорогой. Наверное, он не даст мне денег на магазин. Ему тридцать девять, но он не желает взрослеть. Он боится давать мне деньги. Ему лениво думать и анализировать риски. Ему не хочется напрягать мозги. А хочется ему — сходить к ювелиру и купить себе побрякушку, чтоб девки облизывались…

Банкир вышел на крыльцо. Подступила тошнота, он сглотнул; почти прошло.

Он много лет пытался понять, как ему, принципиальному трезвеннику, вести себя в шумных пьяных компаниях, но так ничего и не придумал. Всегда считал пыткой изнурительные застолья и вечеринки с обильными возлияниями. Его часто приглашали в гости, сам же он ни разу за много лет не накрыл стола для друзей. Быстро уставал от шума. Не умел корректно и ловко выпроваживать загулявшихся и загостившихся. Другое дело — если приходишь в чужой дом, в таких случаях всегда можно, посидев полчасика, сбежать, вежливо сославшись на занятость или, например, головную боль…

Люди отдыхали. Кто был помоложе, побойчее и поярче одет — танцевал; постарше и потолще — сбились в кучки, прижимая к груди бокалы, шутили и обменивались сплетнями. Впрочем, все тут имели почти одинаковый возраст: от тридцати пяти до сорока пяти.

Здесь все сами сделали себя и свои деньги, и атмосфера мероприятия была пропитана особого рода удовлетворением: мол, мы тут не просто время убиваем, не просто развлекаемся и пьем, мы не на халяву собрались, не на шару, мы это заработали и теперь имеем полное право благодушно наблюдать за тем, как подпрыгивают от радости наши девочки.

Алиса тоже танцевала. Самозабвенно вертела головой. В лучах низкого вечернего солнца ее волосы казались языками пламени. Настоящая ведьма, — с наслаждением подумал банкир. — Юная, гибкая, умная. Ведьма. Такая бывает одна на миллион. На десять миллионов. Почему я ее встретил? Зачем так сошлись звезды? Это же случилось не просто так. В этом должен быть смысл. Прожить сорок один год, переспать с множеством женщин, жениться, родить сына, развестись, превратиться в угрюмого буку, в мрачного задрота, в мизантропа, в безумца, пытающегося воевать с непобедимым и беспощадным временем — и вдруг встретить это искрящееся жизнью чудо. За что мне такое? В чем мои заслуги перед Вселенной?

Среди присутствующих дам были профессионалки — но даже на их фоне рыжая вполне смотрелась. Банкир приготовился полюбоваться всерьез, но быстро понял, что ему мешают обступившие танцующих женщин мужчины. Точнее, их лица. Женщины — да, они были красивы, обаятельны и грациозны. Однако мужчины сильно портили картину своими удручающе-незначительными физиономиями. Широкие плечи, мускулы, загар, модные прически и ослепительно-белые зубы — и при всем этом воровато-хитроватые взгляды, излишне жирные и гладкие щеки, излишне мокрые и толстые губы. В костюмно-историческом кинематографе таких самцов берут на роли конюхов, оруженосцев и брадобреев. Но никак не на роли рыцарей или принцев.

А сам-то, — с тоской подумал Знаев. — Сам-то кто? Ни разу ведь не принц. Изучена ведь собственная морда давным-давно, и составлено о ней однозначное мнение, как о морде купчика. Белесая нэпманская харя на тоненькой шейке неврастеника. И никакие гантели не помогут тебе, друг Знайка. Ты недостоин своей женщины. Может, финансово — достоин, но чисто физически — нет. Вы некрасивая пара, вот что. Однажды она улетит от тебя на своей метле, хохоча и сверкая глазами, навсегда прихватив с собой твое жалко трепещущее сердце.