Океан любви - Робин Пилчер

— Превосходно! Это, конечно, далеко от контрольного пакета акций, но нам это на руку.

— И вы считаете, что Инчелви ничего не замечает?

— Очень может быть. Но я не думаю, что он понимает истинное значение происходящего. Как бы там ни было, он и Дэвид сейчас в отъезде. Моя идея послать Дэвида Корстофайна в Штаты убила сразу двух зайцев. Сегодня утром я разговаривал с Чарльзом Дикином из Нью-Йорка, и мало того, что нам удалось устроить назначение именно его компании в качестве нового дистрибьютора, но и Дэвид, кажется, перенес своего рода нервное расстройство во время деловых переговоров, и все закончилось тем, что он покинул офис раньше, чем завершилась встреча.

— Несолидное поведение для директора по маркетингу в компании, делающей на заказ солодовый виски.

— Точно. Так что я сразу же позвонил старому Инчелви в Глазго, чтобы сообщить ему эти новости, и сказал, что нам немедленно нужен новый человек на должность директора по маркетингу. Я даже испытал чувство жалости к этому старому дураку.

— И?

— Он согласился на годовой контракт. Таким образом, вы можете передать Джайлсу Баркеру, чтобы он немедленно приступал к своим обязанностям. У него теперь новая работа!

— Отлично, Дункан. Так что мы имеем? Дикин — в Штатах, Джайлс — возглавляет отдел маркетинга. А что насчет Роберта Уотсиснама, финансового директора?

— Это тоже под контролем. Роберт МакЛеод увольняется в конце этого месяца, чтобы управлять каким-то клубом для гольфа, так что я назначу Кита Арчибальда из «Северных Солодовников» на эту должность.

— Замечательно. Получается, мы почти готовы развернуть нашу кампанию. Когда вы думаете представить предложение перед рабочими?

— Пока рано делать это, Джон. Думаю, что мне сначала придется немного обработать старика. Он так защищает своего сына, и, судя по описанию Чарльза Дикина поведение Дэвида на встрече в Нью-Йорке, я абсолютно уверен, что однажды, когда он вернется обратно, Инчелви придется признать тот факт, что ни один из них не способен управлять «Глендурних». Поэтому я уверен, что они будут желать переговоров с нами, особенно если рабочие будут на нашей стороне. Таково мое видение ситуации.

— И каков же тогда ваш план действий, Дункан?

— Ну, я разработаю торговое предложение с Джайлсом и Китом здесь, и Чарльзом Дикином в Штатах, и как только почувствую, что настало время приблизиться к Инчелви, я сделаю предложение рабочим, владеющим акциями. Это будет нападение с двух сторон, поэтому обязательно нужно сделать так, чтобы оно произошло в одно и то же время. Короче говоря, выбор времени весьма существен.

— Хорошо, если вы так считаете. Только не затягивайте. Вы же знаете, насколько это важно для «Керкпатрик» — завладеть «Глендурнихом» как можно скорее. Это недостающее звено.

— Да, я знаю.

— Хорошо. Между прочим, я беседовал с управляющими «Керкпатрик», и они договорились об оплате вашей работы в сумме полмиллиона фунтов, получение которой, как вы понимаете, зависит от исхода дела. Однако вам нужно решить и сообщить мне, желаете ли вы получить это вознаграждение деньгами или долей «Глендурниха» в виде акций.

— Хорошо, я подумаю над этим.

— Отлично. Что ж, продолжайте в том же духе, но делайте все настолько быстро, насколько можете. Я свяжусь с вами через неделю, чтобы узнать, как идут дела.

— Нет, не надо. Позвольте мне самому связаться с вами. Потому что этот старый боевой топор за столом в приемной «Глендурниха» настолько отчаянно предан Инчелви, что я не могу быть уверенным в том, что через ее коммутатор не проходят конфиденциальные телефонные звонки.

— А почему бы вам не поискать ей замену, Дункан?

— Возможно. Но все в свое время. Доверяйте мне, и я все сделаю правильно. Сейчас в этом деле остается еще слишком много подводных камней, с которыми надо разбираться постепенно.

Дункан отключил связь и откинулся на шикарное кожаное кресло своего «БМВ» с выражением глубокого удовлетворения и счастливой улыбкой на лице, хлопнул руками по рулю и нажал педаль газа, позволяя машине рвануть с места и пуститься вниз по пустой дороге, превышая максимально допустимую скорость на этом участке.

За сутки недомогание прошло, но Дэвид не чувствовал ни малейшего желания оставлять уединенный приют в течение последующих нескольких дней. Время перестало играть какую-либо роль в его существовании и напоминало о себе лишь еле слышным появлением Кэрри, которая, по его просьбе, просто оставляла поднос с едой или чашку чая около двери, не рискуя заходить к нему в комнату. День сменял ночь, ночь сменяла день, но Дэвид не видел этой смены. Он старался спать как можно дольше, отчаянно пытаясь прервать поток мыслей, не дающих покоя, но больше лежал с открытыми глазами на кровати или ходил по комнате в ранние утренние часы.

Начиная со среды, он покинул пределы комнаты лишь один раз — для того, чтобы воспользоваться туалетом, незамедлительно вернувшись назад из-за страха встретиться с Кэрри или Ричардом. Он пытался думать о себе, о своем будущем, но быстро уставал от этих мыслей. Мир вокруг казался бесполезным и бесцельным, и погружаться в него Дэвиду не было необходимости — многодневная щетина уже не причиняла неудобства, а все, что творится за пределами комнаты, не имело значения. Он чувствовал себя песчинкой.

Я, я, — иногда крутилось у него в голове. В прошлом постоянно думать о Рэйчел было привычным делом для него, но незаметно все стало как-то искажаться, и теперь его мысли были обращены только к самому себе — нет, точнее было бы сказать, для себя. Дэвид отчаянно подбирал слова, предназначенные для доказательства себе самому, в какого безнадежного и несчастного человека он превратился.

В один из вечеров, когда безутешный вдовец в очередной раз прокручивал все это в своем воспаленном мозгу, он медленно поднялся с постели, которая не убиралась вот уже несколько дней, и подошел к полке. Не давали покоя вопросы, они возникали то и дело в его отяжелевшей, будто залитой свинцом голове.

«Боже, что происходит? Что, черт возьми, такое творится со мной? Я был в порядке, когда прилетел из Шотландии, а затем все пошло не так, как надо. Почему?» — он отодвинулся от полки и медленно подошел к окну. Всматриваясь, как завороженный, в темнеющий день, Дэвид пытался объяснить самому себе свое состояние. Он искал ответы.

«Вот именно. Ты был в порядке, когда прилетел из Шотландии. Ты чувствовал себя вполне нормальным в толпе пассажиров в аэропорту, потому что никто не знал тебя, никто не заботился о тебе, ни у кого не было никаких мыслей по поводу твоего прошлого, настоящего или будущего. Ты был “беззаботным никем”. Но все изменилось в тот момент, когда ты вошел в этот дом, потому что Ричард знал. Ты напуган, правда? Напуган собственной личностью, напуган необходимостью вернуться в Шотландию, напуган тем, что придется вернуться в ту напряженную, замкнутую на самом себе, окружающую среду, где все знают тебя и все заботятся о тебе, и все смотрят на тебя грустными глазами, и говорят о тебе тихим шепотом — в надежде, что ты ничего не услышишь».