Казан, благородный волк - Джеймс Оливер Кервуд

— Да замолчите, черт вас подери! Дайте им время!

Голоса стихли. Казан повернулся и теперь снова стоял против дога. И дог тоже перевел взгляд на Казана. Осторожно, словно готовясь к прыжку, Казан немного продвинулся вперед. Мускулы дога дрогнули, и он тоже шагнул навстречу Казану. В четырех футах друг от друга они застыли на месте. В помещении воцарилась мертвая тишина. Сэнди и Харкер стояли возле самой клетки, боясь дышать.

Не уступающие друг другу в красоте и силе животные, имеющие на своем счету сотни битв, лишенные чувства страха, стояли друг против друга — жертвы низменных человеческих страстей. Никто не мог видеть вопросительного выражения в их глазах. Они поняли друг друга. Если бы они встретились на воле, оспаривая свои права в упряжке, не миновать бы им тогда жестокой схватки. Но здесь их объединило чувство братства. В самый последний момент, когда их разделял всего один шаг и люди ожидали увидеть первый яростный прыжок, дог медленно поднял голову и поглядел вдаль поверх спины Казана. Харкер задрожал и беззвучно выругался. Горло дога было открыто для Казана, но животные словно обменялись клятвой не нападать друг на друга. Казан не прыгнул. Он повернулся, и обе собаки, великолепные в своем презрении к человеку, смотрели сквозь решетку своей тюрьмы на многоликую массу зрителей.

Раздался дружный взрыв негодования. Люди кричали, требовали, угрожали. В бешенстве Харкер выхватил револьвер и стал целиться в дога. Но вдруг над ревом толпы прогремел голос.

— Не смей стрелять! — послышался приказ. — Именем закона!

На мгновение воцарилась тишина. Все лица обернулись на голос. За последним рядом скамей на стульях стояли два человека. Один из них был Брокоу, сержант полиции Северо-Запада. Это он и кричал. Подняв руку, он потребовал тишины и внимания. Рядом с ним Стоял бледный, худой, сутулый человек небольшого роста, по его виду трудно было бы предположить, что он многие годы провел в суровых условиях Арктики. Теперь заговорил он тихим, спокойным голосом.

— Я даю владельцам пятьсот долларов за этих собак, — проговорил он.

Все в зале расслышали это предложение. Харкер взглянул на Сэнди. Они стали совещаться.

— Драться они не будут, а в упряжке составят отличную пару, — продолжал человек. — Даю владельцам пятьсот долларов.

Харкер поднял руку.

— Прибавьте еще сотню. Шестьсот, и собаки ваши.

Человек заколебался, потом кивнул головой.

— Хорошо, я даю шестьсот, — сказал он.

В толпе послышался ропот недовольства. Харкер взобрался на край помоста.

— Мы что, виноваты, если они не захотели драться? — закричал он. — А коли среди вас найдутся такие, которые хотят назад свои деньги, можете получить их у выхода. Собаки просто одурачили нас. Мы-то тут при чем?

Человек в сопровождении сержанта полиции прокладывал себе путь между стульями. Придвинув бледное лицо к прутьям клетки, он взглянул на Казана и на дога.

— Думаю, что мы будем отличными друзьями, — сказал он так тихо, что разве только собаки могли слышать его. — Не дешево, конечно, мне это обошлось, но мы подадим счет нашему научному обществу. Мне очень нужны четвероногие друзья, у которых было бы столько же силы и благородства, как у вас.

И едва ли кто-нибудь понял, почему и Казан и дог придвинулись поближе к той стороне клетки, где стоял маленький ученый. А тот вытащил толстую пачку денег и отсчитал Харкеру и Сэнди Мак-Тригеру шесть сотен долларов.

Никогда еще одиночество и тьма не обрушивались на Серую Волчицу с такой беспощадностью. Мак-Тригер подстрелил ее друга и увез с собой. Услышав выстрел, она спряталась в кустах недалеко от берега и в течение нескольких часов поджидала Казана. Она верила, что он вернется, как возвращался уже сотни раз. Она лежала, распластавшись на земле, принюхивалась и скулила; ветер не приносил ей запаха ее друга. День и ночь были для Серой Волчицы бесконечным хаосом, но она определила, что начало садиться солнце, что сгущаются вечерние сумерки, и знала, что вот уже зажглись звезды, что река серебрится от лунного света. В такую ночь хорошо бродить по лесам. Серая Волчица заметалась встревоженно и в первый раз позвала Казана. Со стороны реки шел острый запах дыма, и она инстинктивно поняла, что вот этот дым и присутствие человека не позволяли Казану вернуться к ней. Но ближе подходить она боялась. Слепота приучила ее к долгим ожиданиям.

Со дня битвы на Скале Солнца Казан всегда возвращался к ней, ни разу ее не обманул. Трижды звала она его в эту ночь. Потом улеглась под кустом и прождала так до рассвета.

Инстинкт давал ей почувствовать, когда ночь начинала поглощать последние лучи солнца, и точно так же теперь она уловила наступление утра. Вскоре стало пригревать солнце, и беспокойство побороло в ней осторожность. Серая Волчица медленно побрела к реке, принюхиваясь и скуля. Дыма в воздухе больше не было, не могла она уловить и запах человека. Она шла по своему следу до обрыва над рекой и в густом кустарнике остановилась и прислушалась. Потом спустилась на берег и пошла прямо туда, где выстрел настиг Казана во время водопоя. И тут ее нюх уловил запах крови, которой был пропитан песок. Серая Волчица знала, что это кровь ее друга, потому что здесь повсюду был его запах, смешанный с запахом человека. Она нашла и глубокую борозду на песке — здесь Сэнди протащил Казана к лодке. Серая Волчица нашла поваленное дерево, к которому был привязан Казан. И вдруг она наткнулась на дубинку, которой Мак-Тригер укрощал раненого Казана. Дубинка была перепачкана кровью. Серая Волчица села, запрокинула слепую морду к небу, из ее горла вырвался вой, и южный ветер разнес этот вой на несколько миль вокруг. Никогда раньше Серая Волчица так не выла. Это был не зов волка в лунную ночь и не охотничий клич. В ее голосе было горестное стенание, плач по невозвратимой потере. Потом Серая Волчица побрела в кусты и там легла, повернувшись мордой в сторону реки.

Ее охватил необъяснимый страх. Ко мраку она уже привыкла, но никогда прежде она не была одна в этом мраке, всегда ее охраняло присутствие Казана. В кустах, в нескольких ярдах от нее, послышалось клохтанье куропатки, и звук этот для Серой Волчицы прозвучал словно из другого мира. Мышонок прошуршал в траве возле самых ее лап, и Серая Волчица щелкнула зубами, пытаясь поймать его, но зубы ее сомкнулись на камне. Мускулы ее плеч дергались, она вся дрожала, будто от сильного холода. Она опять страшилась темноты, которая скрывала от нее мир, и терла лапами свои закрытые глаза, словно пытаясь вновь открыть их для света.

Днем она вернулась на равнину, но равнина была теперь как будто другая. Она вызывала страх, и Серая Волчица скоро возвратилась на берег и прикорнула возле бревна — там, где раньше лежал Казан. Здесь было не так страшно, потому что вокруг еще ясно чувствовался запах Казана. Целый час пролежала она неподвижно, положив голову на дубинку, залитую кровью ее друга. Ночью Серая Волчица все еще была на берегу. Когда поднялась луна и заблестели звезды, она опять улеглась в оставленное телом Казана углубление на белом песке.