Город Желтой Черепахи - Павел Молитвин

На такое скопище змей мы впервые наткнулись сегодня во второй половине дня, и это произвело на моих товарищей столь сильное впечатление, что они почти не обратили внимания на исчезновение Пахито: сбежал проводник — скверно, конечно, но ничего страшного. Тем более что рюкзак с приборами он не утащил, а до Станции, по нашим расчетам, осталось два-три дня пути. Только Валентин расстроился — как-никак Пахито мы наняли по его рекомендации.

Меня, однако, бегство проводника встревожило не на шутку. Ему были нужны деньги, и все же он ушел, не потребовав плату за услуги. Большая часть пути пройдена, и поворачивать назад бессмысленно — на наш взгляд, по крайней мере, — а он сбежал. Исчез во время привала, когда всех нас сморила дрема. Но что толкнуло его на это? Уж не разговор ли о Станции? Кажется, со дня выступления мы впервые так много о ней говорили…

Пробираясь от одного безлистного, сгнившего на корню дерева к другому, завершаю обход. Хочется спать, но в голову лезут мысли о Пахито. Я нахожу незанятый участок брезента и присаживаюсь, сжав карабин коленями. Душно. Влажный комбинезон липнет к спине. Ноги гудят. Все мы к концу дня устаем до судорог, но ведь Пахито не из тех, кто боится набить мозоль, — все-таки один из лучших проводников, по аттестации Валентина. Да и трудности пути — это только для нас, городских, трудности, а для него… Почему же тогда он сбежал?..

Батиста Викаура

— А вас, уважаемый Викаура, я попрошу идти замыкающим, — обратился ко мне Валентин, когда с завтраком было покончено.

Врут, что первому трудно шагать, —

Его следом идущий страхует.

Замыкающим быть тяжелей —

За спиной его нету друзей,

Больше всех он в дороге рискует.

— Охотно, — согласился я, и мы обменялись понимающими взглядами.

Мы с ним вообще прекрасно понимали друг друга — рыбак рыбака… Остальные — физики. То есть то, что физики, это как раз не важно, я и сам бывший врач, бывший летчик, бывший… Вот именно, что бывший, а они — настоящие, и главное — горожане.

Взять хотя бы Александеро, идеолога и вдохновителя этой прогулки, — уж на что крепкий мужчина, и тот к вечеру бредет, как слепой слон: видно, нечасто ему приходилось иметь дело с рюкзаками. А с двумя, как в настоящем походе — один на спине, другой на груди, — он вообще первый раз идет. Сила духа — вещь прекрасная, но вот если бы к ней еще и походную сноровку, тогда…

Про Рейнброда и говорить нечего — этот паркетный лев только в обществе дам хорошо себя чувствует. Интересно, что за рыбку он хочет в этой мутной водице выловить? Зачем он меня с Эрнестом свел — понятно: нашел дурака, у которого кошелек тугой, и решил его нуждающемуся приятелю уступить, — но сам-то зачем пошел? Плохо ему, что ли, отпуск на курорте провести? Или от жены сбежал? Или шаркуны да лысаки из столичного света надоели? Впрочем, что ж, могут и надоесть. Но все же на здешние болота я бы менять их не стал… Если честно, шагать по ним — не слишком большое удовольствие. Здесь почти так же мерзко, как в Масандармских топях, только там еще и радиация. Земля бурая, с красноватыми блестками и даже в самых сухих местах под ногами хлюпает. И деревья странные — гнилые да увечные, живых почти нет. И еще запах… Знакомый такой, недобрый запах…

— А-а-а! — Даниэль шарахнулся вправо, бросился бежать, оступился и рухнул под тяжестью двух рюкзаков.

Рейнброд, шедший впереди, обернулся, махнул мне рукой, скинул свои рюкзаки и поспешил к Даниэлю.

Пока он осматривал пострадавшего и приводил его в чувство, я с карабином на изготовку рыскал вокруг, но ничего подозрительного не обнаружил. Все было спокойно, я бы даже сказал, на удивление тихо и мирно, однако что-то меня все же тревожило…

— Ну, как Даниэль? — спросил я, подходя к Десто.

Тот пожал плечами, а Даниэль слабым голосом проговорил:

— Там эти… с крыльями… перепончатые…

Десто Рейнброд с тревогой посмотрел по сторонам, и тут я понял — запах! Запах меня беспокоит!

— Позови остальных. Где-то здесь должны быть багровые лишайники. Это они вызывают галлюцинации. Даниэль, дыши через платок, — скомандовал я и начал распаковывать рюкзак, чтобы достать респираторы. Видал я «мешков», но такого мне еще встречать не доводилось. В яслях бы ему, в младшей группе, сидеть, а не по болотам с мужиками шастать. Сначала-то все вперед рвался, а теперь и сзади еле ползет, и на лице вместо обычной улыбки маска мировой скорби застыла.

Даниэль пробормотал что-то невнятное и закрыл лицо протянутым мною платком.

— Это опасно?

— С респираторами нет. К тому же испарения эти действуют избирательно.

— Э-э-эй! — позвал Рейнброд ушедших вперед членов нашей группы и поднял мой лежавший на рюкзаке карабин.

— Положи.

— Что?

— Оставь в покое оружие.

Десто посмотрел на меня как на ненормального, но карабин отложил в сторону. Можно было бы объяснить ему, что в Масандармских топях мы чуть не перестреляли друг друга из-за этих галлюцинаций, но начнутся ненужные расспросы… А вот откуда здесь лишайники эти, хотел бы я знать, — ведь радиации-то нету!

Если бы здесь была радиация, я бы и не подумал вкладывать деньги в это сомнительное предприятие, тем паче принимать в нем личное участие. Я и так уже нахватался рентген за последние годы. Собственно, из-за этого я и отказался сотрудничать с Ольгердом Янсоном и очутился в Порт-Андебаре, где и услышал про Мертвые города. Говорят, во время последней войны тут было использовано какое-то неизвестное оружие, и в результате города Северо-Востока сохранились совершенно целыми, хотя и полностью обезлюдели, причем никаких следов радиации обнаружено не было. Естественно, я решил проверить слухи и познакомился с Десто Рейнбродом, референтом по науке мэра Порт-Андебары.

Разговаривать о Мертвых городах он, правда, решительно отказался, сославшись на то, что правительство Тристогомы еще тридцать лет назад, то есть сразу после войны, наложило запрет на их посещение и до сих пор его не отменило.

— Да вам эти Мертвые города и ни к чему, — продолжал он, глядя на меня, как гурман на пирог с соловьиными язычками. — Я сведу вас с людьми, которые заняты подготовкой к более интересному и прибыльному делу. — И, заметив мои колебания, подмигнул и добавил: — Кстати, один из них — специалист по Мертвым городам, и, если сочтет нужным, удовлетворит ваше любопытство.

Дополнение это как-то не вязалось с его предыдущим заявлением, касающимся посещения Мертвых городов, но я смолчал, решив уточнить все на месте. Кажется, именно этого Рейнброд и добивался. Во всяком случае он тут же пригласил меня на встречу со своими приятелями в кафе «У Робина».

После того как я поучаствовал в подъеме четырехзвездного «Дисмута», мне приходилось ввязываться в разного рода аферы, так что пламенная речь и туманные пророчества Эрнеста впечатления на меня не произвели. Гораздо больше заинтересовал меня сам Эрнест. Сидя в третьесортной кафешке, человек этот излагал свои бредовые планы экономической и политической перестройки жизни страны и Планеты в целом на основе разработки какой-то Богом и людьми забытой Станции. Планы были ниже всякой критики, но в идеях, связанных со Станцией, какое-то рациональное зерно имелось. Эрнест производил впечатление человека, убежденного в своей правоте, однако не фанатика.