Курт Кобейн. Serving the Servant. Воспоминания менеджера Nirvana - Дэнни Голдберг

Когда я писал эту служебную записку для Nirvana, с момента выхода Nevermind прошло меньше шести месяцев, и они еще практически не получили денег со своего «суперзвездного» статуса. Мы с Силвой понимали, что группу уже начинает обижать такое расхождение между славой и банковскими счетами. В краткосрочной перспективе эту проблему можно было решить, заключив договор на производство атрибутики. Продажи футболок и других вещей с символикой составляли все бо́льшую долю гастрольных доходов музыкантов, и несколько компаний боролись за права на их производство, ожидая, что на будущих гастролях (а именно там продается подавляющее большинство атрибутики) группа будет выступать перед куда более масштабной аудиторией, чем до этого.

Силва составил проект договора с компанией Giant. Ею владел Ирвинг Азофф, который, покинув MCA, создал собственный лейбл и компанию по производству атрибутики. Giant готовы были заплатить 2 миллиона долларов аванса, и мы уже ждали, что группа вскоре подпишет договор, но тут мне позвонил взволнованный Дэвид Геффен. У Дэвида с Азоффом отношения напоминали качели, и сейчас эти качели устремились вниз. Он сказал, что если группа хочет денег, то он готов выдать от имени лейбла аванс на ту же сумму, а потом мы сможем заключить договор с другой компанией. Разговор уже шел не просто о краткосрочном притоке наличных денег: Nirvana получит и аванс на запись, который Геффен вообще не обязан был им давать, и аванс за атрибутику.

Силва был очень недоволен торпедированием сделки, которую он уже почти закрыл, но согласился подождать до личной встречи с Дэвидом на следующий день. Чтобы переубедить Силву, понадобилось не очень много времени. Помогло не только обаяние Дэвида, но и то, что предложенные им условия были просто выгоднее. Питер Раух, тогда бывший правой рукой Силвы, вспоминает:

– Когда вы, ребята, вернулись с собрания, Джон сказал, что мне нужно оставаться на работе до тех пор, пока от Geffen не придет конверт. Около восьми часов вечера курьер привез конверт с чеком на 2 миллиона долларов, предназначавшихся Nirvana.

MTV хотели получить от группы еще что-нибудь, и, несмотря на сложные чувства по поводу славы, Курту это нравилось. Он попросил Керслейка снять третий и четвертый клипы на песни с Nevermind. Для In Bloom он хотел сделать что-нибудь юмористическое, контрастирующее с мрачностью первых двух клипов; ему представлялась Nirvana в образе рок-группы середины шестидесятых, выступающей на телепрограмме вроде The Ed Sullivan Show, а объявляет их слащавый олдскульный церемониймейстер. Это разрушение рок-н-ролльных клише и одновременное наслаждение ими ознаменовало для Nirvana возвращение к лучшей форме. Группа оделась в одинаковые полосатые костюмы. Керслейк нашел камеры, которые на самом деле использовались для съемок старых телешоу, и результат работы очень походил на старые черно-белые пленки. Этот клип снимать оказалось проще всего – дубли заняли лишь несколько часов, включая два прогона, на которых музыканты оделись в платья, которые Кортни где-то взяла напрокат. Финальная версия клипа напоминала не то пародию, не то бурлеск.

Для Lithium, последнего сингла, Курт хотел сделать компиляцию из концертных выступлений. Почти весь материал для клипа взяли из хеллоуиновского концерта в Сиэтле. Однако Курт попросил меня достать небольшой фрагмент из фильма 1991: The Year Punk Broke, который уже был готов, но еще не вышел. Фрагмент длился около десяти секунд; в нем Крист несет Курта по сцене на плечах.

Фильм был собственностью Sonic Youth, и, к моему удивлению, Ким Гордон поначалу мне отказала. Она обожала этот кадр и считала, что если его использовать в музыкальном клипе, в фильме он будет выглядеть уже не так эффектно. Она пришла ко мне в офис Atlantic, чтобы объясниться, и мне было очень грустно видеть ее в таком состоянии. Sonic Youth много значили и для Nirvana, и для меня. Но в первую очередь я был верен Курту и знал, что ему очень хочется получить эту видеозапись. Я подчеркнуто напомнил Ким, что Nirvana отказалась от гонораров за исполнение пяти песен (в том числе Smells Like Teen Spirit) для фильма, и любому другому режиссеру права на них сейчас обошлись бы в сотни тысяч долларов. Она с неохотой согласилась разрешить Nirvana использовать этот фрагмент, но очень разозлилась из-за того, что на нее давили, причем давил человек, который еще недавно был одним из ее менеджеров, а еще, полагаю, была немного ошеломлена тем, с какой скоростью поменялись статусы двух коллективов.

В июне Nirvana снова поехала в Европу. К ним присоединилась Джанет, и это стало не лучшим ее воспоминанием. Курт и Кортни «боролись» со своей зависимостью с помощью лекарств, а в разных странах действовали разные законы.

– Хуже всего было в Париже. Курт чувствовал себя ужасно, у него была депрессия, и он отказывался выкинуть лекарства. Я сказала ему, что в Стокгольме его встретит врач, а в самолете с сильнодействующими средствами летать нельзя. У нас вышла безумная ссора, Кортни потом гналась за мной по улице. Он выбросил лекарства буквально прямо перед посадкой в самолет.

Вскоре после этого Кортни улетела обратно в Лос-Анджелес.

На гастролях было и несколько отличных моментов, например, на датском фестивале «Роскильде», где группа дала один из своих самых запоминающихся концертов, и в Белфасте, где Курт спрыгнул со сцены и принял на себя удар охранника, предназначавшийся фанату. Однако на следующий день он потерял сознание и был госпитализирован. Джанет сказала прессе, что это из-за язвы желудка (мы так и не поняли, как называть его болезнь), но позже Курт признался Азерраду, что забыл принять таблетку метадона, с помощью которой боролся с наркотической зависимостью.

Третьего июля, на седьмом месяце беременности, у Кортни начались схватки. Два последних европейских концерта, в Испании, пришлось отменить – Курт отправился в Америку, чтобы быть с ней. А через несколько недель в мире Nirvana грянул новый кризис.

В Territorial Pissings Курт предупреждает: «Если ты параноик, / Это еще не значит, что тебя не преследуют». Пожалуй, Кортни стоило помнить эти строки, когда она решила пообщаться с Линн Хиршберг для статьи о ней в журнале Vanity Fair.

Хиршберг обычно писала о знаменитостях, отдаленных от панк-рока на целую культурную вселенную, но Кортни даже не предполагала, что первая статья в мейнстримовой прессе не станет очередным триумфом. В предыдущую пару лет у нее все шло как по маслу. Она пережила невероятный взлет – от жизни на задворках общества и подработки стриптизершей до сотрудничества с Caroline, работы с Ким Гордон в качестве продюсера, теплого приема рок-прессы, любви и замужества с Куртом и контракта с DGC/Geffen. С помощью алхимии, состоявшей из ее интеллекта, таланта, настойчивости, буддистских мантр и хорошего выбора времени, она словно взломала код желанной жизни.

Большие журнальные статьи делаются много месяцев. Под конец работы Хиршберг позвонила мне, и я ответил ей на несколько вопросов, но слова подбирал очень аккуратно. А Кортни, к сожалению, нет. Меня охватила тревога, когда однажды я увидел, как она оживленно болтает с Хиршберг, пытаясь подсадить известную журналистку на фанзин Riot Grrrl. Розмари сокрушается: