Вечность - Джуд Деверо

— Мы не кровные родственники. Моя мать вышла замуж за его отца, когда мне было десять лет.

Хайрем был уже взрослым.

— Его отец был таким же, как он?

— Нет. — Джош сделал большой глоток виски. — Думаю, отчим и сам был в ужасе от Хайрема.

Кэрри хихикнула:

— Могу себе представить. Он всегда был таким? — Она показала в сторону дома, до которого было больше мили.

Отпив еще, Джош передал ей бутылку.

— Такими, как Хайрем, не становятся, а рождаются. Он появился на свет в полной уверенности, что знает, как нужно жить, и его долг — наставлять нас.

— Почему ты живешь здесь, на земле, которой он владеет?

Кэрри глотнула виски.

Джош промолчал.

— Прости меня, пожалуйста. Я не должна была об этом спрашивать. Я то и дело забываю, что недостаточно хороша для того, чтобы быть частью семьи Грин, что я всего-лишь пустоголовая богатая девчонка, у которой нет никакого права здесь находиться. — Она встала. Извини, но я думаю, мне лучше вернуться домой.

Джош схватил ее за юбку:

— Кэрри, я бы все тебе рассказал, но…

Она взглянула на него сверху вниз.

— Но — что? — почти выкрикнула она.

— Ты возненавидишь меня.

Такого ответа она не ожидала.

Отпустив ее, он снова перевел взгляд на реку.

— Я сам испортил свою жизнь. Я совершал поступки, гордиться которыми не приходится. Дети — единственное мое утешение.

Кэрри вспомнила оскорбления Хаирема. неужели Джош — преступник? Может, его выпустили из тюрьмы при условии, что он будет находиться под опекой брата, работать на ферме и заботиться о детях?

Она снова села рядом с ним, ближе, чем раньше, отпила из бутылки и передала виски ему.

— Позволь мне остаться, — попросила она тихо.

— Больше всего на свете я хотел бы, чтобы ты осталась, но это невозможно. Такая жизнь не для тебя. Это не жизнь. Я не могу существовать на твои деньги.

Она кивнула, не понимая его объяснений, но принимая их.

— Джош, — она повернулась, глядя на него полными слез глазами, — это наш последний день.

Он смотрел на нее и пытался убедить себя, что после отъезда Кэрри все встанет на свои места, что дети будут чувствовать себя несчастными после ее отъезда, но они вскоре оправятся от потрясения, и все снова будет нормально в их маленькой семье.

Но что считать нормальным? Его стряпню? Его попытки вести хозяйство? Его бедность, от которой так страдали его дети?

— О, Кэрри, — Джош привлек ее к себе.

В тот момент, когда их губы встретились, они почувствовали, что истосковались друг по другу, что тянулись друг к другу с той самой минуты, как в первый раз повстречались. Они испытывали желание с того самого момента, как руки Джоша впервые коснулись талии Кэрри, а их ежедневное общение только усиливало это желание. Теперь они были накрепко связаны.

День за днем они виделись, смотрели друг на друга. Вид дюйма обнаженной кожи бросал их в холодный пот. Когда они притворялись, что недолюбливают друг друга, каждый из них мог почувствовать присутствие другого на расстоянии.

Дети прекрасно понимали, как они реагируют друг на друга, видели, как встречаются их глаза и как они друг другом очарованы.

Теперь они были одни, и ничто не могло помешать им совершить то, о чем они мечтали с первой встречи. Они принялись срывать друг с друга одежду.

Джош, несомненно, гораздо лучше был осведомлен в женской одежде, чем Кэрри — в мужской.

Но еще ни разу в жизни он не был так возбужден. Когда он схватил Кэрри за рукав, шов треснул, но забота о ее гардеробе было последним, что могло остановить его. Он погладил ее по руке и прильнул к ней поцелуем.

Джош пытался расстегнуть пуговицы на ее платье, но оказалось, что их легче оторвать. Когда его губы коснулись плеча Кэрри и он услышал ее тихий стон, он совершенно потерял голову и не мог думать ни о чем больше, кроме сжигавшего его желания.

Секунда — и ворох одежды взлетел в воздух: порванное шелковое платье, панталоны, сделанные из мягкого хлопка, и кринолин, озадачивший Джоша поначалу. Он, однако, и с ним расправился быстро.

Кэрри приходилось видеть своих братьев полуодетыми, так что она быстро разобралась, как снимается наряд Джоша. Она обнаружила, что освобождать мужчину от рубашки и носков легче легкого.

Теперь они были обнажены, но времени для ласк у них не было. Это было неприкрытое вожделение, страсть — и ничего больше. Безумная страсть. Они ждали целую жизнь, чтобы утолить ее.

Джош вошел в нее. Его губы ласкали ее грудь, руки обхватывали бедра. Кэрри вскрикнула от боли, но эта боль была недолгой. Она так давно желала этого, что никакая боль не могла ей помешать чувствовать его.

Кэрри двигалась вместе с ним, такая же обезумевшая, жадная и жаждущая, как и он. На вершине блаженства Кэрри вскрикнула, и Джош приник лицом к ее шее.

Они долго лежали, обнимая друг друга, им казалось, что вся кожа превратилась в обнаженный нерв.

— Я никогда… — начал Джош, но Кэрри положила пальчик ему на губы.

— Не говори того, чего ты не думаешь, — прошептала она. — Что бы ты ни сделал, не надо передо мной извиняться и оправдываться.

Улыбнувшись, он поцеловал кончики ее пальцев.

— Я собирался сказать, что ни разу еще не испытывал ничего подобного, никогда настолько не терял контроль над собой. Любовь — это искусство, но это было…

— Потребность, — подсказала она шепотом.

— Потребность и нечто большее. — Он приподнял ее и обнял, перебирая ее волосы.

— Джош, — шепнула Кэрри, и он закрыл ей рот поцелуем.

— Пора возвращаться, — сказал он. — Дети остались одни. К тому же завтра нам надо рано вставать, чтобы… — он умолк, будто слова ранили его.

Еще мгновение она лежала в его руках, затем, отодвинувшись, принялась одеваться. Ей было трудно облачиться в свою порванную одежду и застегнуть ее. Джош произнес:

— Позволь мне, — и одел ее так тщательно, как это сделала бы горничная. При этом его руки ласкали ее тело.

Они молча шли к дому. Джош взял Кэрри за руку она попыталась вырваться. Как он мог заговорить об ее отъезде после того, что произошло между ними?

Дома дети вдоволь посмеялись над порванной одеждой и раскрасневшимися лицами взрослых.

Ребятишки были в восторге от того, как Кэрри обошлась с дядюшкой Хайремом. Ликуя, они сообщили, что Хайрем, уезжая, был вне себя, говорил ужасные вещи о Кэрри и о своем глупце брате, женившемся на подобной девице. Обхватив Кэрри за талию, Даллас прижалась к девушке и объявила, что очень ее любит.