Явление хозяев - Наталья Резанова

Однако, не все украшения и безделушки снесли в хранилища либо переправили новому владельцу. Поверх ларца из лимонного дерева лежал массивный серебряный обруч. Приглядевшись, Сальвидиен вздрогнул. По серебру шла гравировка: «Верность до смерти».

Это был ошейник . Точно такой же, какие носили собаки Петины.

До смерти…

Сальвидиен обернулся, и обнаружив, что Фрасилл еще здесь, быстро спросил:

– Этот ошейник – с браврона?

– Нет, – безмятежно ответил Фрасилл, – те переплавили. А это Гедды.

Замок на ошейнике был расстегнут. Гедда и раньше снимала его. «Это просто украшение», – говаривала Петина. Сальвидиен успокоился. В самом деле – просто украшение.

– Ах да, Гедда… Она здесь?

О Гедде он вспомнил, вернувшись от Луркона. Собственно, не о Гедде, а о Вириате – тот когда-то положил глаз на эту девицу, и Сальвидиену стало любопытно, осуществил ли он свое намерение. С каким-то пустяшным поручением адвокат отправил Руфа в дом отставного трибуна. Ответ был вполне определенным – Гедда у Вириата не объявлялась. Стало быть, она осталась в доме Петины.

– Нет, – неожиданно услышал он, – ушла она от нас…

– Куда?

– Прости, господин, не знаю. Как господин Луркон по завещанию покойной госпожи волю нам дал, так она в тот же день и ушла. Никому ничего не сказала, правда, попрощалась честь по чести, и как в воду канула.

– Так. А скажи-ка мне, старик, – господин Вириат вас не посещал?

– Нет, не посещал, и не присылал никого. Но похоронах госпожи был, а больше мы его и не видали.

Значит, Вириат позабыл о Гедде. И напрасно Петина гневалась по этому поводу.

Фпасилл продолжал дребезжать, и прислушавшись, Сальвидиен вновь разобрал имя Гедды.

– … глупая девка! С малых лет при госпоже, из дому ни ногой, а госпожа-то ее лучше, чем родную дочь держала. Что с ней будет-то в городе? Ни денег, ни жилья, ни покровителя. Ужас какой, упаси нас от этого вышние боги! Погибнет ведь, пропадет совсем!

Сальвидиен, в отличие от бывшего привратника, ужасаться был не склонен. Женщина в возрасте Гедды, и обладающая отменным здоровьем, оказавшись на улице, всегда изыщет возможность раздобыть средства к существованию. Так что отпущенница Петины вскоре обнаружится, если не в лупанаре, так в какой-нибудь цирковой труппе.

Однако разговор о Гедде заставил Сальвидиена вспомнить о другой служанке Петины.

– А что Салампсо? Я нынче не видел ее.

– Салампсо хозяин в загородное имение отправил. Он ее отдал в услужение госпоже.

Госпоже, как же! Лукон тоже не слепой. Хотя оно и к лучшему. Это была не самая лучшая мысль – приобретать что-то из имущества Петины.

А с воспоминаниями надо развязаться раз и навсегда. И лучше всего – последовать совету Луркона.

– Что теперь устроено на арене?

– Господин никаких распоряжений не отдавал. Прибрались там, конечно – как без этого. А так – ничего.

– Я хочу взглянуть на арену.

– Как прикажешь, господин. Только ведь… пусто там…

Сальвидиен, не слушая его, направился к выходу. Он хорошо помнил дорогу, хотя проходил ее только один раз. А если бы и сбился, было у кого спросить – садовники подстригали кусты, сметали опавшие листья. В отсутствии нового хозяина рабы отнюдь не бездельничали – Петина, о чем бы ни сплетничал Феникс, и впрямь отлично вышколила прислугу.

О Фениксе, кстати тоже совсем не слышно. Без сомнения, пропивает где-то полученные по завещанию деньги. Удосужится ли он написать хотя бы эпитафию своей благодетельнице? Или потихоньку злорадствует – мол, справедливые боги покарали Петину за то, что выставила с пира кроткого служителя Муз? Скорее всего, и то, и другое: злорадствует и одновременно кропает эпитафию. Ладно, лишь бы поэм не писал…

Сальвидиен недрогнувшей стопой пересек луговину и оказался рядом с ареной. Сейчас, со своими высокими каменными бортами, молчаливая и пустая, представала перед ним, как огромный колодец. В юности, еще до отъезда на Остров Роз, ему приходилось слышать в какой-то деревне, где останавливался в дороге, что на дне колодцев часто живут демоны… Демонами – и, похоже, искренне – считал собак Петины Апроний Евтидем. И она сам назвала их именами демонов. Наверное, тогда это казалось весьма остроумным… Навес от солнца над скамьей был снят. Все же Сальвидиен подошел туда. Садиться не стал. Каменная скамья, без сомнения, совсем раскалилась. Он попытался представить себе Петину, сидящую здесь, и обнаружил, что это ему не удается. Только фигура, закутанная в просторную шелковую паллу, предстала его мысленному взору, а сам облик уже ускользал из памяти. И это, пожалуй, было хорошо.

Адвокат приблизился к борту и взглянул вниз. Что бы он ни ожидал там увидеть, действительность скорее разочаровывала. Арена больше напоминала строительную площадку. Свленные когда-то здесь бревна и колоды, с помощью которых устраивались искусственные препятствия, исчезли. А может быть, их сожгли? Вместе с трупами собак? Вряд ли это происходило здесь. На арене не было никаких следов кострища. А песка, которым арену заново присыпали, было явно мало, чтобы это кострище скрыть.. Хватало лишь на то, чтобы скрыть следы крови.

А валуны и каменные блоки на арене еще оставались. Их перетащили от центра к стенам, но, чтобы поднять их наверх, понадобились бы специальные приспособления, которых на вилле, очевидно, в настоящее время не имелось. Сальвидиен повернулся взглянуть, открыты ли ворота, и обнаружил, что ворот нет. Вообще. Возможно их сломали еще тогда, когда вооруженные топорами слуги рвались на арену – добивать взбесившихся псов. А может, снесли позже, чтобы не мешали, когда вытаскивали снизу деревянные колоды. Так или иначе вход на арену зиял открыто. Странно, что это обстоятельство настолько притягивало внимание Сальвидиена.

Тогда он не решился спуститься вслед за Петиной. Позволил ей себя отговорить, убедить себя, что она в безопасности. Кроме того, тогда рядом с госпожей была Гедда…

Гедда, которая нескрываемо тряслась от ужаса. Она знала, чем чреваты подобные развлечения.

«Страсть к опасности у нас в крови», – сказала Петина. Нет, не Петина. Это слова Луркона. Неважно. Эти двое оттого так хорошо понимали друг друга, что мыслили одинаково.

Однако Луркон сказал также, что если бы на месте Стратоника оказался он или Сальвидиен, то Петина была бы спасена. И относительно себя он не солгал. Но Сальвидиен? В обморок позорный он бы не упал, верно, тут наместник не ошибся. Но решился бы он, безоружный служитель закона, схватиться с обезумевшими от крови зверями? Утвердительный ответ чрезвычайно льстил бы самолюбию, но Сальвидиен был достаточно честен с собой, чтобы усомниться в этом.. Может быть он слишком много времени провел в Архипелага, чтоб оставаться истинным носителем духа Империи, каковым наравне с собой счел его Луркон. Или напротив, Сальвидиен был прав, всегда и во всем руководствуясь доводами рассудка, которые Петина считала скучными и утомительными?