Версальская грешница - Елена Коровина

– Не продавайте то, что я отобрал. Мы вернемся!

Соня выскочила на улицу. Как же – вернемся!..

– Вы искуситель! – крикнула она.

– С чего вы решили?

– С того, что вы…

– Что я решил сводить вас по магазинам? Да любая девушка, приехав в столицу моды, мечтала бы об этом!

– Вы решили расплатиться со мной, как с куртизанкой? – в сердцах вскричала она. – Ублажить нарядами?! А сами… сами…

Голос девушки сорвался.

– Что сами? – взвился Виктор. – Что я такого сделал?

– Сами даже… – выпалила Соня и осеклась.

Лицо Грандова изменилось мгновенно. Злобный взор угас, как по мановению волшебной палочки. Виктор улыбнулся. Он всегда так улыбался, когда ему удавалось прочесть Сонины мысли. Так было, когда она как-то потерялась на улице. Испугавшись, завертела головой – и тут же возник Грандов. Так случалось в дорожных ресторанах, когда Соня еще только читала меню, а Виктор уже заказывал – и именно те кушанья, о которых Соня подумывала.

– А я понял, что сам даже… – лукаво улыбнулся искуситель Виктор и, наклонившись, мягко поцеловал Соню.

У той сердце полетело куда-то вниз. Захотелось провалиться сквозь землю. Она ведь действительно чуть не крикнула: «А сами даже не поцеловали меня ни разу!»

Сколько раз мечтала она до поездки: вот они с Виктором куда-то идут, и она держит его под руку, а вот, расходясь по своим купе в железнодорожном вагоне, Виктор говорит ей: «Доброй ночи!» Может, при этом он поцелует ей ручку и, может быть, не только ручку. Поцелуй в щечку – это же так невинно между товарищами в пути!..

Но Виктор ни разу не воспользовался дорожными обстоятельствами. Отчего? Ведь путь был длинным. Сначала по железной дороге добрались из Москвы в Петербург. Правда, с ними ехала неутомимая Варвара. Вместе со слугой Виктора и своими пятью служанками она выскакивала чуть не на каждой станции, потом возвращалась и трещала без умолку. Даже ночью не могла заснуть, все рассказывала что-то, чего Соня и слушать не хотела.

В Петербурге провели два дня. Жили в гостинице «Морская». Виктор с Варей навещали друзей, приходили ночью. Варя оставляла с Соней одну из служанок, наказывая:

– Одна никуда не ходи! Если захочешь посмотреть город, она тебя проводит. Я ей вполне доверяю.

Еще бы! Ведь это была та самая служанка, которая спала в Сониной прихожей с тяжеленной цепью. Теперь служанка садилась у двери в Сонином номере и неотрывно смотрела на девушку. И так таращиться она могла часами, ну просто как цепной пес. То ли стерегла, то ли наблюдала за Соней.

Под таким присмотром та даже ни разу не посмела вытащить из заветной шляпной картонки, которую взяла с собой, старинные записки маркизы Помпадур. Решила, уж лучше пойти прогуляться.

Но и гулянье под присмотром – не в радость. Прошли по Невскому мосту, дошли до Исаакиевского собора. Походили по скверику. Потом зашли в собор, помолились о добром путешествии и возвращении. Тут уже темнеть стало. Вот и вся прогулка.

На другой день все повторилось. Соня опять гуляла со служанкой по Невскому, дошла до Канавки. И опять быстро стемнело – начало февраля. К тому же на Неве – ветер. Так что в гостиницу вернулись быстро.

На третий день утром уехали поездом в Варшаву. Время коротали в разговорах. Виктор и Варвара рассказывали что-то, громко смеясь и перебивая друг друга. У кузенов была масса общих воспоминаний. Соня сидела между ними как потерянная. Она почти ничего не понимала. Только смотрела на Виктора – на глаза, в которых плясали чертики, на нервно сплетенные пальцы, на смеющиеся губы.

Иногда Виктор дотрагивался до Вари – то хлопал по плечу, как мальчишку, то брал за руку, а то и вовсе гладил по голове. Тогда Соня напрягалась. Почему он не гладит ее, Соню?! В сердце что-то начинало глухо дребезжать. В такие минуты Соня готова была наброситься на Варвару. Как она позволяет Виктору такие вольности, ведь они двоюродные брат и сестра?!

Однажды Варя заметила возмущенный взгляд подопечной и, хихикая, ляпнула:

– Да ты никак ревнуешь?

Соня сцепила пальцы и выдохнула:

– Вот еще!

Тут же вскочила и выбежала в тамбур. Хорошо, что Виктора не было при этом ужасном разговоре! Но вот он, идет…

Соня уже научилась не видеть и не слышать, а ощущать Виктора каким-то особым чувством. Сердце ее срывалось вниз, по коже шли мурашки – значит, Виктор приближался. Если бы раньше кто-то сказал ей, что можно чувствовать кожей – не поверила бы.

Но теперь, в поездке, Соня поворачивалась к Виктору, как подсолнух к солнцу. От волнения говорить, а тем более спорить или шутить с ним, она не могла. Просто сидела, набычившись, и смотрела в пол. Но, даже не глядя, она знала – где он и что делает. Когда же Грандов выходил из купе, девушке хотелось вскочить и ринуться за ним вслед. Но таких вольностей она себе не позволяла. Она даже не позволяла себе взглянуть на него повнимательнее. Виктор не должен заметить ее влюбленность. Не должен – это стыдно! И уж тем более нельзя влюбляться в хозяина, который нанял ее в качестве переводчика. Это вообще неприлично. Даже думать о мужчине до свадьбы – грех!

Да только о какой свадьбе вообще думать?! Виктор тоже ни разочка лишнего на Соню не взглянул. Даже когда Варвара осталась в Варшаве у очередных друзей, пообещав приехать попозже (Соне показалось, что храбрая Варя просто струсила и дала слабину – не осмелилась явиться в Париж к своей некогда отвергнутой любви), даже когда они тронулись в дальнейший путь вдвоем, не считая слуги, Виктор не стал более нежным.

Конечно, особого дискомфорта Соня не чувствовала. Да она вообще ничего уж не чувствовала – влюбленность заливала ее, как Нева столицу в наводнение. И не убежишь никуда, и спасения не предвидится. Соня даже не понимала, где они делают пересадку, где едут по почтовому тракту, где переходят в железнодорожный вагон. Прямого железнодорожного пути из Польши через Германию в Париж то ли не было, то ли он почему-то не подходил Виктору.

Но Соня мало, что осознавала. Вагон так вагон, карета так карета. Главное – Виктор рядом! Плохо было только по вечерам. Тогда Соня задерживалась около Виктора так долго, как только могла, тянула время, как умела. Ей все мечталось: вдруг он поцелует ее на сон грядущий?

Но мечта не сбывалась, хоть бедная девушка и лепетала что-то, из последних сил вспоминая каких-то знакомых, чтобы удержать разговор. Но разговор все равно кончался, и приходилось расходиться. На пороге сердечко Сони замирало, как в предсмертной лихорадке вздрагивало в последний раз, но…

Ничего не случалось. Грандов обычно уже сидел спиной к уходящей девушке. Иногда даже бубнил что-то, а то и грубил «на дорожку». И почему он так делал? Это же верх неприличия!

Соня выходила и бухалась на постель. Ей казалось, что она уже не живет. Она умирает и только с каждой поной встречей по утру воскресает снова.