XXXL. Как (не) влюбить(ся) в миллиардера - Инга Максимовская

– Я вызвал ментов и пожарных. Холод. Пора валить, – прошипел мне в ухо Мишка. – Только участия в массовых беспорядках и пожаре тебе не хватает для полноты картины. Зябзиков загнется от счастья, уж поверь. Холод-рецидивист, это прямая заявка на новую звездочку.

– Сколько можно? Бежим постоянно, как преступники, – прорычал я, оглядывая компашку, стоящую возле пепелища. Погорельцы не выглядели особо расстроенными. Скорее озадаченными. – С этими что делать? Не на улице же их оставлять?

– В гостиницу ты их не попрешь, – напрягся мой адъютант. – Это еще один повод тебя завалить. Холод, очнись, ты ввалил почти все свои активы в карьеру политика. Если сейчас тебя хлопнут, станешь нищебродом. Думаешь ты будешь нужен Промсардельке? Ей одной булки надо долларов на сто в день, судя по стати. Не прокормишь зазнобу свою. Давай решим все вопросы, а потом хоть обожрись ею. Не теряй башку.

– Я тебя убью, если еще раз скажешь про Зину плохо, – сжал я кулаки. Но где-то он прав, как это не прискорбно. Я не смогу защитить ее, если сам стану немощным. И это жутко бесит.

– Зин, я скоро вернусь, – шепнул в закаменевшую спину, затянутую закопченной пижамкой, в прорехи которой проглядывала молочно-белая кожа. Я не рыцарь. Скорее дурковатый царевич, в которого выпустила свою стрелу сказочная царевна-лягушка. Ну да. Вот так у нас получилось все, задом наперед.

– Не стоит. Иди к своей психической, – вредно фыркнула проклятущая поганка, и плечиком полным так дернула, что у меня засосало под ложечкой, как от голода. – И рыцарем тебе не стать. В них посвящали храбрых и благородных людей. А ты просто зажравшийся павиан. И вообще, не мешай, не видишь у нас проблемы. Хотя, тебе-то этого не понять.

– Ах, я мешаю? Это я трусь у тебя под ногами все время, и падаю тебе на голову, как птичья какашка? Это я, значит только и делаю. Что тебе проблемы? Дура, – рявкнул я, и зашагал в ту сторону, где по моим прикидкам пытался реанимировать машину Михуил. – Чертова идиотка. И чего я правда к ней прилип? Надо заканчивать и уезжать. Прав Михаил. Лучше быть богатым и всесильным, а не это вот все. Хватит, эта сказка становится все более страшной и непонятной. – Дать бы тебе по заднице.

– Мечтай, – показала язык горгона. И я чуть было не передумал трусливо смываться.

Глава 17

Вот бывают дни, когда руки просто опускаются, и ты уже начинаешь сомневаться, что за черной полосой будет идти белая. И кажется, что ты шкандыбаешь по этой черной беспросветной гадине вдоль, и никак не можешь сделать шаг в сторону, чтобы соскочить. Несешься просто, как цирковая лошадь по кругу. А надо-то просто ненадолго остановиться, глубоко вдохнуть, подумать, что делать дальше и просто послать все к черту. Все и еще немножко. Нахального придурка, например, из-за которого у тебя куча проблем, воскресший папаня-упырь и ядовитая отрыжка, вызванная одуряющей ревностью.

– Томочка, у меня есть небольшая вилла под железнодорожным мостом, – выпятил вперед щуплую грудь Полик. – Все мы, конечно, не сможем там разместиться, но ты с Чучмечкой вполне комфортно разместишься.

Я представила мамулю, по-барски сидящую на топчане, вздрагивающем доисторическими пружинами от того, что картонная крыша бомжачьей усадьбы помещика Апполинария не выдерживает грохота пролетающего над ней «Сапсана» и с трудом поборола головокружение.

– Вилла, – хрюкнула Варькина восторженно. И я поняла вдруг, что страшно, просто дьявольски устала от этого вертепа, в который превратилась моя жизнь.

– Я иду домой, – рявкнула так, что последняя недогоревшая балка несчастной избушки переломилась. Чуча не сопротивлялась, когда я выхватила ее из объятий матушки. Бедная кошка точно научилась понимать речь окружающих ее сумасшедших. Явно подумала, что лучше в родной квартире перекантоваться, пусть даже под прицелом сумасшедшего старика и не менее долбанутого миллиардера, считающего себя пупом земли. – А вы как хотите. Вилла, коробка от холодильника, пещера, подвал в заводской столовой – велкам. Все для вас.

– Ой, – икнула Варькина и, схватившись за свое бездонное пузо, забегала глазами по окрестностям. – Кажется началось.

– Все, кипятите воду и несите пеленки, – заржала Лизуня. – Ты Катька время-то нашла.

Когда-нибудь, не очень скоро, когда у меня начнутся проблемы с памятью и деменция, я стану самой счастливой на свете старушкой. Потому что не смогу вспомнить всех каверз моих подруг, пережитых мною за долгую жизнь. Я буду сидеть на лавочке возле подъезда, окруженная моими кошками, и безумно смотреть в синее небо, пытаясь расшифровать облачные фигуры. И не узнавать двух идиоток, сцепившихся в перекрестном бойцовом захвате, валяющихся сейчас в золе пепелища и верещащих при этом, как дворовые псины.

– Я бы тоже сбежал, на месте буржуинчика. Тебе бы, дочка, в церковь сходить, или там к знахарке какой. Бесов изгнать, этих вон, – пожевал губами Апполинарий Рюрикович, напряженно наблюдающий за побоищем. Я прижала кошку к груди и молча зашагала прочь. Сейчас мне хотелось только одного, чтобы меня все оставили в покое. Ну и ванну принять тоже не мешало бы, чтобы смыть огненные отпечатки чужих рук с тела и память о прикосновениях гада и мерзавца из головы. Да и звуки далеких сирен приближались. А мне очень не хотелось снова становиться объектом внимания. Я же Промсарделька, а это уже стало брендом в сети.

– Ничего, Чуча, – всхлипнула я в притихшую кошку, с которой меня с трудом впустили в уродский маленький автобус, трясущийся, как чахоточный и пукающий выхлопными газами. – Никто нам с тобой не нужен. Будем жить вдвоем, а потом может еще возьмем котеночка с улицы. А этот пусть к силиконовой своей валит. Она же «Любимая». От мужиков проблемы одни.

– Мяу, – расслабленно возразила кошка. Автобус резко затормозил возле родной остановки. Я выпала из воняющего адом монстра, и пошла домой. Но и пары шагов не успела сделать.

– Здравствуй, доча, – чужой голос показался выстрелом. Я вздрогнула и медленно начала поворачиваться в сторону его источника. – Ну, обними папку. Чего как не родная?

– Папа, – глупо хныкнула я, не зная, что предпринимать дальше. Но взяла себя в руки, вымученно улыбнулась и бросилась на шею незнакомого мне мужика, заливаясь слезами. Он похоже не ожидал таких проявлений чувств, потому что озадаченно крякнул, и попытался отцепить меня