Безумный спецназ - Джон Ронсон

И вот тут он рассказал мне, что случилось конкретно с ним в том таинственном «Буром блоке».

Джамаль признался мне, что, будучи новичком по части пыток, он не знает, является ли примененная к нему методика уникальной, или же она столь же древняя, как и сама идея пыток, — но главное здесь в том, что ему она показалась очень странной. Со слов Джамаля, описавшего жизнь в «Буром блоке», возникало впечатление, что база Гуантанамо представляет собой нечто вроде экспериментальной допросной лаборатории, которая изобилует не только контрразведчиками, но и разнообразными идеями. Как если бы работавшие там военнослужащие впервые за всю свою карьеру получили доступ и к заключенным, и к современной технической базе — и потому не могли насытиться, пробуя применить на практике все свои задумки, которые до того момента прозябали лишь на бумаге, порой десятилетиями.

Прежде всего там были звуки.

— Я бы их назвал промышленными, — сказал Джамаль. — Скрежет и удары. Они звучали во всем «Буром блоке», в каждой допросной. Нечто неописуемое. Скрежет, удары, шипение газа. Словом, неопределенные звуки.

— Как, например, от сработавшего факса? — спросил я.

— Нет. Не компьютерные. А как на заводе. Странные звуки. И в них было встроено нечто вроде электронного пианино. Но не как музыка, потому что там не было мелодии.

— Но похоже на синтезатор?

— Да, синтезатор в смеси с промышленными звуками. Все смешано в кучу.

— Вы когда-нибудь интересовались у них, зачем вам прокручивают эти странные звуки? — спросил я.

— На Кубе тебя быстро отучат задавать вопросы, — сказал Джамаль. Итак, промышленный шум звучал во всем блоке, однако самое странное произошло в допросной, где сидел сам Джамаль. Помещение было оборудовано видеокамерой и односторонним зеркалом. Джамаля приводили туда на допросы, тянувшиеся по пятнадцать часов… безрезультатно, «потому как, — пояснил он, — мне им и сказать-то было нечего». По словам Джамаля, его прошлое было до того чистым (не имелось даже штрафа за неправильную парковку), что как-то раз к нему подошел некий офицер и шепнул на ухо: «А ты, случаем, не из актива МИ-5?»

— «Актив МИ-5»! — сказал Джамаль. Он присвистнул. — «Актив»! — повторил он. — Его слова, не мои!

Следователи все больше и больше досадовали на Джамаля в связи с его стальным упрямством. Мало того, в период пребывания в «Буром блоке» он решил заняться растяжками, надеясь, что упражнения помогут не сойти с ума. Физкультурник Джамаль окончательно взбесил следователей, но те, вместо того чтобы избить или пригрозить, поступили в высшей степени необычно.

Сотрудник военной разведки принес в его камеру громадный стереопроигрыватель, того типа, что популярен в негритянских гетто. Поставил его на пол, в углу. Затем промолвил: «Вот отличная запись: чисто женская блюзовая группа исполняет хиты „Флитвуд мэк“».

Но он не вывернул громкость до упора. Речь не шла о депривации сна, не было попытки добиться эффекта Букки. Напротив, контрразведчик включил проигрывание на нормальной громкости.

— Включил, — сказал мне Джамаль, — и удалился.

— Женская блюзовая группа? Хиты «Флитвуд мэк»? — переспросил я.

— Ну да, — кивнул он.

Звучало это как вершина какого-то очень странного айсберга.

— А потом что случилось? — спросил я.

— Компакт-диск кончился. Он вернулся в камеру и сказал: «Вам, наверное, вот это понравится». И поставил подборку хитов Криса Кристоферсона. На нормальной громкости. И опять ушел. А потом, когда и этот диск кончился, он вернулся. «Вот, — говорит, — принес вам „Матч-бокс твэнти“».

— Так он что, развлечь вас хотел? — спросил я.

— Это был допрос, — заметил Джамаль. — Не думаю, что они ставили себе задачей меня развлекать.

— Стало быть, «Матчбокс твэнти»?

Я мало что знал про эту группу. Поиск дал понять, что в ней четыре человека, что играют они кантри-рок, происходят из Флориды, музыка у них далеко не самая «абразивная» (в отличие от «Металлики» или той рэп-композиции «Гори, падаль, гори!»), ее нельзя назвать раздражающе назойливой (вроде репертуара динозаврика Барни или песенки «Йая! Йая! Это гора»). Пожалуй, мне они напоминают REM. До этого название их группы я слышал от Адама Пьорэ из «Ньюсуика», когда он перечислял ту музыку, что крутилась внутри карго-контейнеров в Аль-Каиме.

Я упомянул Джамалю этот факт, и он очень удивился.

— «Матчбокс твэнти»? — переспросил он.

— С их альбомом «More Than You Think You Are».

Молчание.

— А я-то думал, они просто проигрывают мне компакт-диски, — сказал Джамаль. — Например, хотят узнать, люблю ли я музыку. А теперь, пожалуй, все предстает в ином свете. Теперь возникает вопрос, а зачем они крутили мне тот же самый диск? Получается, этот диск звучал и в Ираке, и на Кубе. То есть существует целая программа. Они не крутят музыку оттого, что люди могут любить или ненавидеть «Матчбокс твэнти» больше любой другой музыки. Есть особая причина. Что-то еще происходит. Конечно, я понятия не имею, в чем тут дело. Но явно должно быть какое-то еще намерение.

— Должно быть, — согласился я.

Джамаль помолчал, а затем сказал: «Мы понятия не имеем, какой глубины кроличья нора, верно? Но точно знаем одно: она очень глубокая. Очень».

Осенью 2003 года Джозеф Кертис (имя вымышленное) работал в Абу-Грейб в ночной смене. Нынче армия перевела его в Германию. Джозефа, по всей видимости, ждет военный трибунал. Дело в том, что он дал интервью одному из международных новостных агентств, чем и навлек на себя гнев командования. Но даже несмотря на это, он согласился встретиться со мной — тайно — в одном итальянском ресторанчике, в одну из июньских сред 2004 года. Если честно, я и сам не вполне понимаю, что побудило его пойти на дополнительный риск. Возможно, он просто не мог сидеть и смотреть, как из Линди Ингленд и других солдат военной полиции делают козлов отпущения лишь за то, что они добросовестно выполняли приказания.

Мы сидели на балконе ресторанчика; Джозеф гонял еду по своей тарелке.

— Смотрели фильм «Сияние»? — спросил он.

— Да, — сказал я.

— Так вот, Абу-Грейб была как та гостиница. С привидениями.

— Вы имеете в виду…

Я-то решил, будто он хочет сказать, что в том месте было полно «привидений» в кавычках, то есть цэрэушников и сотрудников армейской разведки, — но выражение его лица дало понять, что он говорил в буквальном смысле.

— В той тюрьме обитают привидения, — повторил он. — По ночам очень темно. До жути. При Саддаме людей там растворяли в кислоте. Женщин насиловали собаки. Все стены заляпаны мозгами. Куда хуже, чем гостиница в «Сиянии», потому как здесь все было по-настоящему.