Красный властелин - Сергей Шкенев

— Не зачем, а почему. Обычные давно бы уже бабахнули, а эти старого образца, так что чуть-чуть потерпят. Тут тыщи полторы, если не две колдунов, и у каждого магия аж из ушей плещется. К наступлению подготовились, уроды.

Матвей поёжился. Он и раньше слышал о несовместимости пиктийского колдовства с помещённой в кристаллы силой Владыки… Владыки?

— Ерёма, но ведь эти заряжал Эрлих!

— Угу, — кивнул профессор. — Потому до сих пор и не херакнули. Это сейчас старый хрен забывает про технику безопасности, а тогда…

Еремей спохватился и строго посмотрел на вытянувшиеся лица товарищей:

— Я ничего не говорил, а вы ничего не слышали.

— Понятно, — выдохнул старший десятник.

А Михась ничего не сказал, он завопил дурным голосом, вскочил на ноги и принялся приплясывать, одновременно выгребая из карманов налившиеся красным светом кристаллы. Там, где они падали на землю, поднимался дымок.

— Вот же ж, — пробормотал Барабаш и сам почувствовал нестерпимое жжение и сильный запах палёных тряпок. — Сейчас долбанёт!

Не долбануло. Хотя… хотя как ещё посмотреть.

Дальнейшие события произошли почти одновременно — плевок дракона, почуявшего мощное излучение, расплескался по установленной профессором защите; выстрел Михася, благополучно прошедший сквозь полог, испарил трёх ближайших тварей; зафыркала огнеплюйка Еремея, образуя в пиктийской толпе широкие просеки; старший десятник швырнул горячий кристалл прямо в распахнутую зубастую пасть…

— Бозэпс ра… Дедис тхна! И ещё раз туда… — чеканные слова заклинания на неизвестном языке перемешивались с роденийскими, и десяток тварей смело стремительно увеличившимся в размерах щитом. — Дедашенс мовткхнав шенс зургзе!

Обрушившиеся на защиту боевые проклятия пиктийцев бессильно рассыпались о преграду, а Еремей вздрогнул от боли и побледнел. Но очереди из его орудия (как ещё назвать помесь духовой трубы, мясорубки и огнеплюйки?) не стали менее точными.

— Пирши шевеци бичо!

От нового заклинания волосы встали дыбом и заныли зубы, мир вокруг как будто дрогнул и расплылся, но спустя мгновение вновь приобрёл прежнюю чёткость.

— Так их, Ерёма! — заорал восхищённый Барабаш.

— Заткнись! — глаза бывшего профессора блеснули серебром и, как показалось, засветились. — Стреляй!

Матвей и стрелял. Стрелял, обжигая руки при перезарядке оружия. Наверное, обжигал, потому что почерневшие пальцы не чувствовали боли, а появившиеся волдыри тут же лопались, запекаясь в краснокоричневую корку. Времени на мысли больше нет. Его нет ни на что, кроме ревущей стены огня, в которую слились молнии частых выстрелов.

По щеке ударило колючими ледяными крошками… Рядом охнул Михась и упал на колено. Сияющий купол щита истончился и пошёл радужными разводами… такие бывают на мыльных пузырях перед тем, как они лопнут.

Этот не лопнул — потускнел и разлетелся лохмотьями, вновь собравшимися в нечто похожее на ветхую и дырявую рыбацкую сеть.

— Маймуно виришвили! — заклинание немного упрочило защиту. Но дорого обошлось. Дрожь в руках… глаза застилает красной пеленой с пятнами синих сполохов… — Дедис патахи дагапаре тавзе!

— Ерёма, это ты? — старший десятник, не прекращая стрельбу, отскочил от Баргузина на пару шагов. — Не знаю, кто ты сейчас, но всё равно молодец!

Да, так уж получилось, что за последующими событиями Еремей наблюдал со стороны. Его сознание отделилось от продолжающего сражаться тела и зависло где-то между небом и землёй. Ведь может бесплотная душа зависнуть? Если с пользой для дела, то может!

А тот, что остался внизу, сыпал заклинаниями, будто пьяный матрос пустыми бутылками из-под раки, умудрялся поддерживать защиту. Лупил во все стороны из своей чудовищной огнеплюйки, прикрывал товарищей от ударов пиктийских колдунов…

«Любуешься?» — знакомый голос возник из ниоткуда.

«А что делать?»

«Помоги ему, дада шени… Себе помоги».

«Как?»

«Мыслью. Или ты за последние три тысячи лет потерял способность мыслить?»

«Старый пень…»

«Младше тебя, между прочим. Если помнишь, я появился после того, как…»

«Помню. Кое-кто отрёкся от старого мира и отряхнул его прах со своих ног. А себе прежнему, то есть мне, оставил дурную славу сказочного негодяя и древнюю пещеру».

«Про силу забыл?»

«Какую ещё силу? Несколько фокусов и белые глаза?»

«Значит, забыл. Будем лечить амнезию электрошоком».

«Чем?»

«Чем надо, тем и будем! Лови!»

Еремей вдруг почувствовал страшную боль. Странно, ведь душа без тела ничего не должна чувствовать. И следом возмущённый крик:

«Из меня не тяни! Не тяни, говорю! Вот придурок! Да чёрт с тобой, забирай! Маймуно виришвили…»

Огненная волна, эпицентром которой стал защитный купол, прокатилась по пиктийской армии. Прокатилась, сжигая живых и мёртвых, превращая в пепел драконов и людей… Вспыхивающие то тут, то там кляксы эвакуационных порталов рвали пытавшихся спастись в куски… Вой умирающих варров взлетал к равнодушному солнцу… В закипающих мозгах имперских магов билась последняя мысль. Одна. На всех.

«Что, бля, не ждали? А я пришёл!»

Эрлих вернулся. Эрлих Белоглазый.

Благой Вестник, храни Пиктию.

Горело всё, что могло гореть, а то, что не могло делать этого в принципе, — плавилось, растекаясь багровыми, сыплющими искрами лужицами. Огонь, дым, грохот… странное ощущение поменявшихся местами неба и земли — подсвеченной заревом пожара земли и скрытого за кружащимися облаками пепла неба. И вдруг всё закончилось внезапной давящей на разум тишиной, разорванной человеческим криком:

— Не ждали? Я пришёл!

Ответа нет, а человек пошатнулся и опустился на колени. Ухватился за траву, чудом уцелевшую на месте защитного купола, но сухие зимние стебли не удержали, оборвались с лёгким шелестом.

— Михась, лови его! — высокий широкоплечий бородач в изорванной форменной накидке без знаков различия сам бросился к падающему. — Держи, говорю!

— Ага, — отозвался юноша в грязной куртке из толстой кожи и, опустившись на колено, подхватил обмякшее тело. — Что с ним, товарищ старший десятник?

— Ты дурак, да? Ерёма тут такого наворотил… Да что вы понимаете в войне, летуны…

Юноша, названный Михасем, не обиделся. Попытался подняться с тяжёлой ношей.

— Он живой?

— Надеюсь.

— И как же теперь, Матвей?

— Что значит как? — переспросил тот. — К своим будем выходить, тут немного осталось. Профессора понесём на себе по очереди.