Диана Де Пуатье - Иван Клулас

Эта церемония как будто отмечала триумф партии мира, которую в тот момент составляли Монморанси, герцогиня д’Этамп, герцог Карл Орлеанский, но также дофин и Диана. В Валансьене принцы простились с Карлом V 24 января и получили великолепные брильянты, а коннетабль — бесценный изумруд. Император обещал решить вопрос о герцогстве Миланском к полному удовлетворению короля, как только накажет своих непокорных подданных. Но стоило Карлу V подавить мятеж, как выяснилось, что он передумал. 2 апреля 1540 года последовало контрпредложение: император соглашался выдать свою дочь Марию за герцога Орлеанского, а в приданое дать Нидерланды, Бургундию и Шароле. О том, чтобы вернуть королю Милан, и речи не шло, более того, Карл V уточнял, что Савойя и Пьемонт должны вновь отойти герцогу Савойскому, их законному владельцу[235].

Удивление короля сменилось возмущением, едва он осознал, что император хочет не только лишить его всех завоеваний, но и восстановить герцогство Бургундское, что стало бы серьезной угрозой интересам Франции: можно было предвидеть, что, когда дофин станет королем после смерти отца, его брат Карл развяжет междоусобную войну. Франциск, не желая признать, что его обманули, в апреле начал переговоры. Но Монморанси, постоянно советовавший королю примириться с императором, все более отодвигался в тень и был лишен суперинтендантства. Впрочем, Диана немилости избежала: король продемонстрировал это, проведя переговоры в Ане 5 и 6 мая 1540 года[236].

Намечающийся разрыв между Францией и империей радовал короля Англии Генриха VIII, а также протестантских князей Германии, вольные города, республику Венецию и даже Святейшего папу, ибо все они опасались усиления могущества императора после заключения им союза с Францией. 1 июня 1540 года, опубликовав новый, весьма суровый эдикт против протестантов, Франциск I показал, что способен по собственной инициативе, не ожидая советов из-за границы, наказывать преступников, злоумышляющих против его власти и безопасности государства. Накануне, 31 мая, он назначил специальную комиссию в парламенте Экса, повелев возбудить дело против водуазцев[237].

Такая демонстрация строгой ортодоксии не помешала заключению 17 июля 1540 года союза между Франциском I и Вильгельмом IV де Ла Марком, герцогом Гельдернским и Клевским и одним из вождей немецких протестантов[238]. Это произошло в Ане у Дианы, чья старшая дочь Франсуаза годом ранее вышла замуж за Робера IV де Ла Марка, у которого были общие предки с герцогами Клевскими.

Герцог пообещал предоставить солдат, а король согласился отдать в залог будущего альянса руку своей племянницы Жанны д’Альбре: брачный контракт даже был составлен, к великой досаде короля Наваррского Генриха д’Альбре и его жены Маргариты, ибо они хотели выдать дочь за Филиппа Испанского, наследника Карла V. Заключение этого брака, связующего де Ла Марков родственными узами с королевским домом, вызывало у Дианы законную гордость, тем более что сестра герцога Клевского Анна за год до того стала королевой Англии. Правда, она недолго просидела на троне (всего шесть месяцев), а потом развод по обоюдному согласию позволил Генриху VIII жениться в пятый раз — на Екатерине Говард, дочери одного из своих советников.

После недолгого пребывания в Ане король направился в свой нормандский замок Ватвиль, а оттуда поехал осматривать работы в порту Вильфрансуаз-де-Грас (иначе говоря — Кале), а также укрепления, строительством которых руководил генуэзский военный инженер Жеро Беллармато[239]. Тем временем на Нормандию обрушилась страшная жара, не спадавшая до конца августа, что вызвало эпидемию дизентерии. Болезнь не минула и короля. А Генрих д’Альбре, и без того хворавший из-за планов насильственного замужества дочери, едва не умер. Дофин тоже не избег общей участи и, по-видимому, перенес болезнь тяжелее других, судя по тому, как преданно за ним ухаживала Диана. Память об этом эпизоде увековечена в анонимном стихотворении, написанном позже, в 1547 году, по восшествии Генриха II на престол:

Столь пылкая преданность не преминула вызвать лавину язвительных шуток, когда сам король приехал поохотиться в Мони в начале сентября. Задержавшись в Руане, король ежедневно совещался с канцлером Пойе, кардиналом Турноном и герцогиней д’Этамп. Королевская любовница не упускала случая возобновить нападки на коннетабля: «Это великий плут. Он обманул короля, убедив, будто император отдаст ему герцогство Миланское, хотя сам был уверен в обратном»[241]. Король пока не хотел этому верить. Он дал аудиенцию 4 сентября канцлеру императора Гранвелю и принял его весьма любезно, затем, приняв во внимание многочисленные жалобы на членов магистратуры Руана, запретил местному парламенту заседать. После этого Франциск поехал инспектировать свою нормандскую провинцию, а в начале октября возвратился в Париж в Сен-Жермен-ан-Ле. Тут его поджидал удар в самое сердце: пришло известие, что 11 октября 1540 года в Брюсселе Карл V передал герцогство Миланское своему сыну Филиппу. Итак, случилось именно то, чего опасался Франциск I. Отныне разрыв с императором стал неизбежным. Отставка Монморанси — тоже. Впрочем, предлогов, чтобы ее оправдать, хватало: коннетабль передал Карлу V письма, адресованные королю немецкими принцами; поссорился с графом Вильгельмом Фюрстенбергом, бывшим полковником ландскнехтов на службе Франции; вызвал недовольство английского монарха, поддерживая короля Шотландии; разозлил папу Павла III, помешав переговорам о брачном союзе между графом Омалем, старшим сыном герцога де Гиза, с племянницей папы Викторией Фарнезе и потребовав передачи Авиньона своему племяннику Одэ де Шатийону, в то время как папа прочил этот город своему внуку кардиналу Александру Фарнезе. Не украшала Монморанси и свойственная ему жестокость — коннетаблю ставили в вину, что он одобрил зверское подавление Карлом V гентского мятежа[242].