Защита от темных искусств - Александр Панчин

Рождение детей, непохожих на своего отца, может быть связано с возникновением новых комбинаций генетических вариантов, мутациями, проявлением скрытых генетических признаков, влиянием факторов среды (например, питания матери во время беременности). Или попросту с тем, что мать нарушила верность отцу. Иногда миф о телегонии используют для пропаганды целомудрия, но, на мой взгляд, совершенно напрасно: ведь девушка может захотеть до свадьбы “зарядить биополе” с максимально успешными и умными партнерами.

Фрэзер объясняет и то, почему магия не работает:

Роковой порок магии заключается не в общем допущении законосообразной последовательности событий, а в совершенно неверном представлении о природе частных законов, которые этой последовательностью управляют. Если подвергнуть анализу… примеры симпатической магии… то… обнаружится, что они являются неправильными применениями одного из двух фундаментальных законов мышления, а именно – ассоциации идей по сходству и ассоциации идей по смежности в пространстве и во времени. ‹…› Сами по себе эти принципы ассоциации безупречны и абсолютно необходимы для функционирования человеческого интеллекта. Их правильное применение дает науку; их неправильное применение дает незаконнорожденную сестру науки – магию. Поэтому утверждать, что всякая магия по необходимости ложна и бесплодна, банально и едва ли не тавтологично: ведь будь она истинной и эффективной, это была бы уже не магия, а наука. Человек был с самого раннего периода своей истории вовлечен в поиск общих принципов, с помощью которых можно обратить себе на пользу порядок природных явлений. В процессе многовекового исследования он накопил великое множество такого рода принципов, одни из которых являются эффективными, а другие – простым шлаком. Истинные принципы входят в состав прикладных наук, которые мы называем “искусствами”; магия же состоит из ложных принципов.

Правильное использование принципа подобия таково: если вам понравилось одно блюдо какого-то повара, то, вероятно, придутся по вкусу и другие. Однако мы не думаем, что вкусным окажется сам повар, – это уже магическое мышление.

С принципом заражения все намного интересней. Мы уже обсуждали, как полезная для творчества апофения в отрыве от критического мышления порождает суеверия и предрассудки. Похожим образом вера в магию контакта возникает из-за неадекватного использования вполне корректной идеи заразности – идеи, предостерегающей нас от невидимых сущностей, передающихся при касаниях. А вот правильное следование этой концепции способно предотвращать эпидемии[241].

Протухшая пища, грязь, экскременты, люди с признаками инфекционных заболеваний, трупы и чужие биологические жидкости (за редким исключением) – все это вызывает у нас автоматическую реакцию отвращения. Причем далеко не всегда мы можем рационально объяснить столь сильные эмоции[242], иногда просто хочется сказать “фу”. Исследования показывают, что потенциальные источники заражения кажутся особенно отвратительными: не так мерзки свежие ожоги, как загноившиеся раны, а битком набитый вагон неприятнее пустого[243].

В научно-популярной книге “Паразит – царь природы”[244] Карл Циммер рассказывает, насколько многочисленны и разнообразны паразиты и как велик их вклад в эволюцию жизни на Земле. Неудивительно, что, имея и другие защитные механизмы, своеобразных гигиенических правил придерживаются самые разные животные. Нервная система круглых червей Caenorhabditis elegans состоит лишь из трехсот двух нервных клеток, однако даже эти черви, поедая бактерий, избегают их болезнетворных разновидностей[245]. Муравьи не строят гнезда там, где находят трупы своих сородичей[246]. Пчелы избавляются от мертвых и больных особей[247]. Головастики некоторых видов лягушек чувствуют химические сигналы, исходящие от собратьев, зараженных молочницей, и стараются не подплывать к ним близко[248]. Многие копытные мигрируют, чтобы не пастись на почве, удобренной экскрементами. Летучие мыши, обезьяны и многие другие животные счищают с себя паразитов. Их никто не учил паразитологии или микробиологии – природа заложила в них естественный защитный механизм. Те же, кто его не выработал, – вымерли.

Доказательства существования микробов появились только в XVII веке, когда натуралист Антони ван Левенгук изобрел микроскоп. А роль микроорганизмов в развитии заболеваний была доказана лишь во второй половине XIX века, благодаря работам микробиолога и химика Луи Пастера. Однако отдельные люди догадывались о существовании болезнетворных микроорганизмов задолго до этого. Древнегреческий врач Асклепиад Вифинский (I–II века до нашей эры) полагал, что в стоячих водах могут жить “невидимые крошечные животные”, вызывающие болезни[249]. Фукидид (V век до нашей эры) упоминал, что чума передается от одних зараженных людей к другим. Гиппократ (IV–V века до нашей эры) считал, что некоторые болезни порождаются ядовитыми гнилостными испарениями (“плохим воздухом”, “миазмами”). Из этой ошибочной идеи следовали правильные рекомендации: избегать контакта с потенциальными источниками заражения. Кстати, и средневековый костюм чумного доктора был придуман без знания микробиологии и вирусологии, однако он сильно похож на современный костюм биологической защиты.

Уже в три года большинство детей в состоянии распознать источники невидимой заразы. В одном эксперименте мальчикам и девочкам рассказывали историю, герой которой заболел. Чаще всего дети правильно определяли причину недуга. Зараженная еда внушала им опасения, даже если казалась чистой: например, если печенюшка побывала в мусорном баке, в соке поплавала букашка, по хлебу погуляла муха, шоколадку лизнул больной ребенок[250]. Большинство трехлетних детей считают, что плохо есть хлеб, на котором выросла плесень, даже если ее замазали ореховым маслом, или пить жидкости, в которых побывал таракан[251]. Малыши иногда объясняют свои суждения, опираясь на идеи заразности, пусть и в очень примитивной форме[252]. Дети четырех-пяти лет верно предсказывают, какой ребенок простудится – находившийся рядом с больным человеком или тот, кто плохо себя вел[253]. А ведь это неочевидно даже для многих взрослых, полагающих, будто болезни – наказание за грехи.