Ради усмирения страстей - Натан Энгландер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не усложняй, – сказала Гита. – Нужны тебе новые неприятности? Ты пускаешь меня в эту комнату, и меня никто не увидит. Мне нужно только одно: довести наше дело до конца.
– Нет у нас никакого дела. Если хочешь, можешь забрать назад свои деньги. Признаю: я тебя сосватал неудачно.
Гита бросила трубу, прошествовала мимо Либмана к потертой кушетке с мятой простыней.
Либман ломал руки.
– Ничем не могу помочь, – сказал он. – Стоило ли возвращаться, чтобы еще раз это услышать?
– А ты знаешь, как мне живется? – ответила она. – Хоть представляешь, каково это?
Либман подумал немного. Вроде бы представляет, так он думал. В общих чертах. Она попала в западню. Прикована к мужу-гаду, вдова при живом муже или скорее разведенная жена. Было известно ему и о том, что люди считают – встречи с ней не к добру: если у кого дочь недавно вышла замуж, мать старалась загородить дочь от ее странного, вкось, взгляда. О ней ходили слухи. Да, вроде бы он ее понимает.
– Я знаю, о тебе говорят всякое, – сказал он, – столько времени прошло, а они все чешут языки…
– Думаешь, я не слышала эту чушь? – Гита вспыхнула. – Ведьмой меня считают. Говорят, у Берла крыша поехала, и он гонялся за мной по дому с бритвой, а потом выгнал – так взбесился. Говорят, я заключила сделку с дьяволом и избавилась и от волос и от мужа, но как и водится при уговоре с дьяволом, все пошло вкривь и вкось. – Она прикрыла рот рукой. – Я свела их, чтобы стать посимпатичнее. В тот же день, когда ушла. Думала, может, найду нового мужа, рожу ребеночка, а то и двух, и будет у меня нормальная жизнь.
– И что?
Но что она могла на это ответить? Что Берл выиграл, если выиграть означает сломать ей жизнь, а проиграть – значит дать ей счастье и свободу…
Гита сказала ему, что хочет, чтобы он довел дело до конца:
– Может, думаешь, уже поздно, Либман, и огорчаешься. Но я пришла сказать тебе, – она пригладила юбку, отвела глаза, – Гита Флуг влюбилась.
– Не может быть, – сказал Либман, от удивления он даже не возмутился.
– Невероятно, сама знаю. Но такое случается, хотим мы того или не хотим. Даже со мной. Я влюбилась, Либман. И так же, как и наша мать Сара, но в моем случае это даже еще большее чудо, я забеременела. Когда месячные не пришли, я думала, с ними покончено, но вот мне пятьдесят четыре года – и я обнаруживаю, что это не так.
– Не от Берла? – только и сказал Либман. Это же скандал!
– Ты гений, Либман. Детектив. Нет, не от Берла. Но отец из нашей общины, и нрав у него крутой. – Она продолжала, хотя казалось, что Либман вот-вот отдаст Богу душу. – Мы не допустим, чтобы наш ребенок родился вне брака.
– Так, значит, в самом деле у тебя есть мужчина?
– Новые времена, Либман. Прогресс не стоит на месте. И все же так или иначе обычно мужчина имеется. Представь, он нашел кого-то со стороны – кого-то, кто сделает меня вдовой. Берл давно уже был бы труп, если бы я не упросила дать мне возможность поговорить с тобой. Мой друг уже решился. «Все это у Либмана на голове, – вот что он мне сказал. – Все это непотребство – все равно что масло на голове у Либмана. Только Либман может сделать так, чтобы оно не залило ему глаза».
– Кто он? – Либман теребил воротник – то расстегивал, то застегивал.
– Узнаешь, когда покончим с делом. Тебя первого пригласят на свадьбу. Но, увы, прямо сейчас мы вынуждены действовать жестко. Только два факта должны тебя интересовать. Первый – мы его убьем, и второй – я беременна. Так что выбирай. Выбирай, что из этого более срочно. И почему это необходимо сделать. Но масло у тебя на голове и уже подтаивает.
Не успела Гита выйти из проулка, оглядеться по сторонам и перейти улицу, как кто-то уже пустил новый слух о ней. Может, этот кто-то выглянул в оконце ванной, когда она колотила трубой в дверь, а может, Акива-бродяга высунулся из мусорного бака, когда за ней закрывалась дверь. Да и вообще, мало ли кто мог видеть, как Гита выходила из либманского закоулка на яркий свет дня. Но самое главное, суть этой новости вообще-то только один человек мог разболтать, а именно Коротышка Либман.
Первым делом забыли о правдоподобии. Еще прежде, чем слух дошел до кого нужно, он разросся невероятно, так что пришлось даже доводить его обратно до приемлемого размера. Были, естественно, и разные стилистические варианты, но одна деталь выделялась особо, придавая сплетне характер неопровержимой достоверности. И вот что это было: в качестве отца ребенка и тайного любовника Гиты назывался Либман. Такой поворот Либману даже в голову не мог прийти, а Гите он давал преимущество, о каком она и не мечтала.
С той минуты Либману больше всех хотелось поскорее положить этому конец. Какая мать доверит дочку свату, замешанному в скандале? Как можно полагаться на его мнение о нраве будущего зятя, если он собой не владеет? Нет, дело сделано. Либман попался.
Три окна в однокомнатной квартире Гиты выходили на улицу. Одно, над выключенной батареей, было чуть приоткрыто. На другой стороне вытянутой в длину комнаты находилась кухонная зона и входная дверь, а между ними переборка с домофоном.
Накануне его в первый раз побили, и Гита сидела на стуле посреди комнаты. Ничего лучше придумать она не могла.
Берл вопил снаружи. Вопли долетали до третьего этажа и проникали через щелку в окне. Ужас что такое. Жалюзи были опущены, и его мерзкий голос, найдя единственную лазейку, дразнил ее оттуда, как если бы Берл парил в воздухе за ее окном и орал в щелочку. Потом наступала пауза – секундная тишина – и с другой стороны начинал жужжать домофон. И снова – такое чувство, словно Берл здесь, стоит в коридоре за дверью и давит на кнопку звонка.
Ни телевизора, ни радиоприемника у нее не было. Она не могла ни читать, ни повторять псалмы – не в силах сосредоточиться. Поэтому поставила стул на середину комнаты, как можно дальше от Берла, наседавшего с обеих сторон.
И так и сидела, уронив голову на руки, чувствуя себя в ловушке.
Лили щелкала переключателем на своей машинке и стучала по боковой панели, пока не загорелась лампочка питания.
Гита распростерлась перед ней на столе.
– Одни и те же кошмарные сны, как у моего отца о Сибири. Иногда Берл проникает в дом через окно, иногда через дверь. Приходит – увезти невесту. Берл в костюме. Я в длинном платье, под фатой, с букетом цветов. Каждую ночь он меня уводит, либо через дверь, либо по приставной лестнице, и всегда у меня букет в руках. И всегда, либо из окон или выстроившись в коридоре, на нас смотрят соседи и желают нам счастья. Со стороны это выглядит так романтично. И я понимаю, почему они не обращают внимания на тихие стоны невесты – все они улыбаются и машут, хоть я и кричу: помогите! Они стоят там и умиляются, а Берл срывает с меня платье, рвет прямо у них на глазах – только фату не трогает.
– А под фатой? – допытывается Лили. – Под фатой что?