Пленница - Хизер Грэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как военный человек, Уэтерби был не прочь повоевать, хотя общался с врагами и даже подружился кое с кем из них. Но будь он проклят, если пойдет на смерть только из-за того, что Майкл Уоррен — самый большой осел.
Подумав, что стоит, пожалуй, как следует отдохнуть, Уэтерби задержался, чтобы послушать, как Уоррен наставляет на палубе своих людей.
— Увидев маленького таракана, ребята, вы не останавливаетесь и не думаете: «Да это же всего-навсего маленький тараканчик!» Нет, ребята, не думаете! Вы взглянете на маленькое мерзкое существо и поймете, что оно вырастет в гнусного взрослого таракана, станет бегать быстрее и его труднее будет убить.
Или взять, к примеру, молодую гремучую змею. У нее еще немного яда, но вскоре она станет смертоносной. Ну вот, индейцы, особенно семинолы, точно такие же. Мы загоняем их в болота, а они лишь набирают силы. И у малышей на хвосте та же трещотка. Они вырастут большими и смертельно опасными. Поэтому, видя змееныша, не считайте, будто он мал и безопасен. Помните: он превратится в большую змею, готовую вонзить в вас свои ядовитые клыки. Вы должны раздавить его. Кстати, ребята, не слушайте всю эту чепуху про хороших индейцев. Хороший индеец — мертвый индеец. Так называемые испанские индейцы вовсе не хорошие, и чернокожие индейцы — тоже, и даже все эти полукровки, хотя они отлично говорят по-английски. Если до восхода солнца мне не вернут дочь, мы пойдем в наступление во имя белых женщин. Мы объявим войну этому дикарю.
На палубе раздался крик, вернее, боевой клич. Уэтерби вздрогнул. Подчиненные Уоррена, видимо, совсем зеленые юнцы, если так орут. Со временем они услышат клич семинолов в разгар боя. От этого клича у любого мужчины волосы дыбом встают.
Уэтерби, человек набожный, поднял глаза к небу. — Боже, я не боюсь умереть, когда придет мой час. Но если мне предназначено погибнуть, молю тебя: только не с тем, у кого мозги, похоже, в заднице!
Уэтерби пошел в свою каюту, полагая, что завтрашний день едва ли будет удачным.
Рассвет едва еще занимался, когда проснулся Джеймс. Он открыл глаза и замер, почувствовав ее рядом с собой — нежную, желанную, теплую. Джеймс снова закрыл глаза. Когда-то он так и жил: просыпался по утрам обнимая женщину, вдыхая ее аромат, наслаждаясь нежностью ее тела. Ощущение покоя придавало ему силы. Джеймсу не хватало Наоми. Острая боль, долго его мучившая, сменилась тупой и не покидала его. Он с головой ушел в дело, стараясь облегчить беды, выпавшие на долю его народа, семинолов, и их союзников — негров, бежавших в поисках свободы, «хороших» испанских индейцев, племен, говоривших на хитичи и мускоги. Все они составляли одну группу — семинолов. Коренные индейцы, метисы, маленькие дети в лохмотьях, худые и больные.
Джеймс и не помышлял о том, что когда-нибудь проведет ночь с хрупкой южной красавицей, любимицей общества. Непостижимо, но сейчас чувства к ней захватили его. Этого не должно было случиться. Ведь война в разгаре. И он не плантатор с Юга, как Джаррет, а его брат-полукровка, хотя вовсе не нищий. Однако со временем на Джеймса может начаться настоящая охота. Кроме того, он гораздо чаще спит в лесу, чем в постели.
При всем желании он не смог бы предложить девушке достойную жизнь, а та жизнь, что ведет он, явно не по ней. Наоми родилась во Флориде и умерла на этой земле. Она и сама была естественна, как земля, ощущала близость змей, радовалась не шелку и бархату, а красоте диких орхидей и белым журавлям. Наоми делила с ним его жизнь.
А Типа…
Джеймс погладил девушку по спине. Да, он околдован грациозными изгибами ее тела, шелковой кожей, огненно-рыжими волосами, изумрудным блеском глаз, звуками голоса. Закрывая глаза, Джеймс ни разу не вообразил, будто держит в объятиях Наоми: ему незачем было притворяться. С самого начала их, несомненно, влекло друг к другу, и обстоятельства лишь углубили вспыхнувшую страсть. В первую ночь ему казалось, что стоит дотронуться до нее — и наваждение бесследно исчезнет, не опалив его. Джеймс ошибался. С Тилой он забыл о жалости к себе, о горе. Но она ввергла его в новый ад, ибо не пойдет же с ним в болота. Она не может жить его жизнью. Попытавшись оставить девушку рядом с собой, он погубит ее.
Первые лучи рассвета проникли в хижину. Огонь, разведенный Джеймсом, еле теплился. От солнечного света догоравшее пламя подернулось розовой дымкой. Ее волосы тоже сверкали, как пламя, а кожа казалась еще светлее. Джеймс, легко пробежавшись пальцами по спине девушки, нахмурился. Он заметил небольшой синяк, и ужасная догадка осенила его. Уоррен бил ее! У Джеймса потемнело в глазах. Он молил единое для всех высшее существо, христианского Бога, Великого Духа о том, чтобы встретиться в этом земном аду в бою с Уорреном и одержать верх. Никогда и ни к кому Джеймс не питал такой ненависти, как к Уоррену. Знакомство с Тилой лишь усилило ее. Он отчаянно хотел защитить девушку от этого человека! Но хотя Уоррен и жесток с Тилой, он не убьет ее. А вот рядом с ним, Джеймсом, она может погибнуть в любую минуту.
И все же…
Он снова провел пальцами по ее спине, коснулся плеча. Девушка не проснулась, но тихо застонала и прильнула к нему. Теперь она лежала на спине, ее разметавшиеся волосы прикрывали грудь и бедра. Вдруг ресницы затрепетали, и глаза удивленно открылись. Полусонная, она посмотрела на него с трогательной беззащитностью, доверием и… чувственностью. Потом, закрыв глаза, Тила вздохнула.
Джеймс наклонился и поцеловал ее, скользнул губами по шее, груди.
Он ни разу не любил ее нежно, а только возбуждал и соблазнял. Тила двигалась в такт ему, извивалась. Его охватило желание. Девушка вызывала в нем ненасытный, неутолимый голод. Нежность обернулась лихорадочной страстью, захватившей их. Содрогаясь под ним, девушка проснулась. Тихий крик сорвался с ее губ, когда они оба достигли вершины блаженства. Дрожа и задыхаясь, она смотрела на него. Ее глаза, огромные, изумрудные, не отрывались от глаз Джеймса.
Он хотел заговорить с Тилой, но тут услышал стук копыт.
Стройный, обнаженный, он вскочил и бросился к ружью, стоявшему рядом.
— Джеймс!
Голос брата успокоил его. Едва Джеймс натянул бриджи, как Джаррет уже заколотил в дверь, а потом распахнул ее.
Тила, не успевшая одеться, натянула одеяло до подбородка и съежилась под ним. Она побледнела, а широко распахнутые глаза девушки пробудили в Джеймсе острое желание защитить ее. Но сейчас Типе не угрожала опасность, и сердце его ожесточилось при мысли, что она смущена лишь тем, что ее застали с ним обнаженной.
Впрочем, он уже не в силах изменить ситуацию. Хорошо еще, что их застал брат, а не кто-то другой. Обычно по ночам Джеймс проявлял особую осторожность, спал полуприкрыв глаза… Да, опасность приучила его к неусыпному вниманию…
Сегодня же его вниманием завладела Тила, Джаррет в льняной сорочке, бриджах и высоких сапогах уже стоял в дверях.
— Джеймс, у нас серьезные неприятности. Я скакал полночи, искал и молился. Мисс Уоррен убежала от отца, и, похоже, майор…
Он умолк, внезапно заметив Тилу. Быстро овладевшему собой Джаррету все же не удалось скрыть удивления.